— А ты ху-ху не хо-хо? — ответил я словами одного из героев рассказа, написанного моим тезкой Василием Шукшиным.
— Что находится у меня в ранце, я и без вас знаю, — спокойно продолжил я, внимательно оглядываясь по сторонам, пытаясь рассмотреть подельников, возможно подбирающихся ко мне с флангов.
— Чиво, чиво? Чичас врежу дубьем по башке, и сами поглядим, и внутрь тебя тоже заглянем! Да, братаны? Га-га-га-га! — опять смеясь безумным смехом, заявил тот же мужик, как я понял: он у этой малой шайки предводитель.
— Шли бы вы своей дорогой, братаны, я вас не трогаю, и вы меня не задевайте, немного живее и намного целее будете.
— Ты, сопляк, нам грозишь? Ах, ты, сучонок!
— Нет, просто не хочу губить души православные, если они вообще у вас имеются.
— Ха-ха-ха, — опять заржал предводитель, — нас больше, и мы тебе головенку свернем быстро, хряснем по разочку и нет мальца, ага?
По взмаху руки предводителя, мужики быстро и молча разошлись в стороны, приготовились меня охаживать дубинами. Сделав пару шагов назад, я быстро достал саблю, и взмахнул ею крест — накрест, разминая кисть. В глазах моих противников появилось удивление, но, к сожалению, не страх. Испугавшегося и деморализованного противника легче одолеть. Похоже, мне попались многоопытные романтики с большой дороги. Ладно, сами напросились, лучшая защита — это нападение. Если драки избежать нельзя — бей первым!!! Я и напал.
Уклонившись от удара предводителя, я рубанул его со всей силы в область шеи со спины, ведь он проскочил мимо меня. Его голова, с удивленными глазами, не успевшими зафиксировать удар моей сабельки, поскакала по кочкам. Не прекращая движения вперед, я сместился влево, чтобы другим разбойникам было несподручно наносить по мне удары — они оба праворукие. И поочередно с каждым встретилась моя сабля. Ее поцелуй смерти был мгновенен и безболезнен — а чем чувствовать-то — нечем — черепушка с плеч долой и вся недолга! Одному раскроил голову практически на ровные половинки. Да, мозги в ней по факту имелись, но качество их оставляло желать лучшего. Впрочем, уже все равно. Ему. А мне — тем более.
А вот последнему из этой троицы неудачников я нанес рану смертельную, но так, что ему показалось — есть шанс на жизнь. Объясню свою задумку. Дело в том, что мне сразу в глаза бросилась одна удивительная вещь, объяснение которой я захотел узнать до невозможности — за поясом предводителя шайки находился кинжал редкой работы. Ножны и рукоять украшены серебряными узорчатыми накладками. Ну не может бродяга обладать столь дорогим оружием, откуда ему взять такой редкостный образец? Разве что снял с чьего-то тела. И тела непростого человека. Вот я себе «языка» и организовал. Каюсь, пообещал оставить его в живых, если расскажет, как, когда, где и у кого главарь добыл себе столь примечательный клинок.
— Расскажешь, разбойничек, как у твоего собрата по вашим разбойным делам оказался этот кинжал, — вежливо и спокойно задал я вопрос, помахивая загадочным клинком перед глазами смертельно раненого, — не трону тебя больше, залечишь эту пустяковую рану от моей сабельки — живи на здоровье, сколько твоей душе угодно. А заупрямишься — пеняй на себя, чай, догадался уже, что могу делать очень больно? Выбирай, я сегодня добр, как никогда.