Лекарь-воин, или Одна душа, два тела

Если честно, то весь заключительный этап наших злоключений помню плохо, через какую-то пелену. Штопал себя и стонал от боли, штопал Ульриха — он мычал, сжав зубами кожаный ремешок. Все на автомате, на силе воли. Боль, крики, боль, стоны, кратковременные потери сознания от болевых шоков. Потом попытался занялся обычной работой — хоронить наших погибших, собирать трофеи. Кстати, о трофеях. Пистоли и сабли у бандитов оказались совершенно новыми, все испанской работы. Штаны, куртки и сапоги, изготовленные из толстой коричневой кожи, были новыми. Странные какие-то бандиты. В кошелях бандитов обнаружил новенькие золотые испанские пиастры, они по весу, чуть легче цехина и, если верить судье Бруни, золото там применяется «грязное» с примесями. Упокоить мы смогли восемнадцать бандитов, их хоронить я не стал, просто обобрал до нитки — через силу, не по обязанности, не по необходимости и не своему желанию, а по военной традиции, и все дела. Я был слегка заторможенным от опийной настойки, действовал в полузабытьи, если бы ее не принял, однозначно упал бы рядом с повозкой без сил. Сделал, что полегче было делать. Дела эти, правда, я делал, шатаясь и припадая на раненую ногу, помогая себе какой-то палкой, проклиная бандитов, ругаясь и матерясь, весь в крови своей и чужой. Зрелище это было, догадываюсь, ужасное — что я сам, что все поле боя с десятками изуродованных рукопашной схваткой бойцов обеих сторон.

Как бы я хоронил врагов со своей раной, которая доставляла очень болезненные ощущения, если говорить мягко? Я и своих-то раненых не смог достойно захоронить — пусть они меня простят, но я недалеко, по своему состоянию и физическим возможностям, ушел от них — от павших в бою. Я был здорово искалечен, а еще надо как-то добираться до пункта назначения. Подмогу вызвать не было никакой возможности. Потом сообщим, где наших воинов надо будет предать земле. Думаю, найдутся специальные люди, и прибудут на место нашей, не побоюсь этого слова, битвы с превосходящими силами противника, то есть бандитов с большой дороги.

В северные ворота Рима мы въехали на закате. Печальное зрелище представляли остатки нашего отряда. Шесть пароконных возов связанные цугом и два десятка верховых лошадей с седлами, привязанные к задку последнего возка. А людей, буквально: раз, два и обчелся. Только я и Ульрих. И оба в весьма плачевном состоянии. Я ко всему прочему обязан был управлять повозкой — ну и намаялся я за день с этим караваном. Давно так паршиво себя не чувствовал, с казацких времен, когда в результате предательства получил серьезную черепно-мозговую травму. Ко всему прочему я постоянно находился под воздействием опийной настойки, которую был вынужден регулярно принимать. Так, одурманенный, сжав зубы и собрав всю свою волю в кулак, из последних сил я и правил лошадьми. Ульрих, лежа в возке, указывал дорогу, а я правил, устроившись в немыслимой, страшно неудобной позе, изнемогая от боли, усугублявшейся тряской. Так и добрались, с горем пополам, до казармы. А потом нам помогали сослуживцы Ульриха. Сил у меня хватило, только на то, чтобы забрать инструменты и оружие, с остальным буду разбираться завтра, если рана позволит. Сейчас же — кое как доковылять, опираясь на самодельный костыль, и спать, пусть даже и немытым.

Проснулся до рассвета от голода. Странно, но почувствовал себя хорошо отдохнувшим. И боль слегка утихла, не мучила меня, как вчера. Что значит, нет тряски — этого постоянного раздражителя свежей раны. Справа послышался стон. «Это Ульрих», — мелькнула мысль. Наклонился над товарищем по приключению, пощупал лоб. Температуры не было, видно во сне Ульрих ворочался, чем доставил себе боль. Вышел кое — как, опираясь на импровизированный костыль, шатаясь, из помещения казармы, а, что это она я убедился, рассмотрев ровные ряды двухъярусных нар. На выходе меня остановил солдат, поинтересовавшийся, не нужна ли дополнительная помощь. Я ему объяснил, что все необходимое с нашими ранами я уже сделал, а теперь очень желаю посетить сортир, прямо-таки мечтаю об этом. Улыбнувшись, он мне указал направление. Затем пошел на свет костра, там кашевар уже приступил к приготовлению незатейливого завтрака. С трудом выпросил небольшой котелок горячей воды, я хотел отмыться, ведь со вчерашнего дня так и не избавился от крови на своем теле.