Лекарь

— Зовут меня, — И замолчал, посмотрел на солнце, прямо не щурясь, не отводя взгляда до рези в глазах и слез. Когда он повернул ко мне голову, глаза были закрыты, но одна крохотная слезинка, выдавленная ярким и неукротимым солнцем, блестела на реснице. — Не важно как меня зовут, скажу только что происхожу я из восточных славян. Мой прадед, мой дед, мой отец служили верно, и преданно, позором для семьи считалось предать своего господина. И ни когда мой род не запятнал себя этим. А что я здесь? — Он криво улыбнулся, — мы не передаем, нас предают. Мой последний господин, да пусть Аллах продаст его душу шайтану.

Как у нас говорят, бог ему судья, я прослужил под его началом почти три года, потом случилось то что случилось, я бежал. Я мог бы вернуться домой, но не могу, меня убьют как опозорившего свой род, и я не буду этому сопротивляться. Я устал от такой жизни всё время оглядываться назад смотреть куда ступаю. — он поманил меня и когда я склонился к его уху он прошептал своё имя, — Я отшатнулся от него как от прокаженного. Он горько усмехнулся, — Вот так всегда люди от меня бегут, когда я называл сое истинное имя. Но тебе я его открыл, потому что видел, что ты другой не такой как они. Я тебя спрашивал, там, — Ибрагим мотнул головой в сторону места стычки с Юсуфом. — Воевал ли ты в сражении у Банияса?

Я кивнул и сказал, — Да! Я уже тогда был лекарем, очень молодым лекарем.

— Значит, я не ошибся, это действительно ты.

Ибрагим встал, отошел на шаг назад, стряхнул с галабеи песчинки и низко поклонился мне, — Я твой должник, Мухаммад — ад — Дин — абу-л — Фатх ибн Ибрахим, я долго тебя искал, что б отблагодарить. Спасибо тебе за всё сделанное для моей Мириам. Спасибо. — Он прошел и сел на свое место.

Я сидел на месте, и широко открытыми глазами следил за Ибрагимом не понимая, что с ним происходит. Потом мой взгляд упал на кофейник и его прыгающую крышку, — Кофейник закипел, — Я указал на него. Ибрагим сдвинул в сторону, ссыпал туда размолотый кофе, поставил довариваться когда ароматная пенка поднялась он снял его с углей, так повторилось еще два раза. Я подставил свою пиалу под струю густого черного напитка, благоухающего божественным запахом. Добавил щепотку кардамона и отставил в сторону, накрыв маленьким куском кожи, настаиваться. Ибрагим следил за моими действиями со своей обычной усмешкой, казалось, что она не покидает его уста. Отрезав мяса и хлеба, предложил Ибрагиму он принял подношение, коротко кивнув в знак благодарности. Мой кофе настоялся, взяв пиалу, отпил напиток. Терпкий с приятной горчинкой, он перекатывался на языке, вызывая аппетит и давая бодрость всему телу. Мысли мои, прояснились, и я был готов продолжать беседу.

— Я плохо помню битву, — Я поставил пиалу, взял горсточку вяленого изюма, протянул его Ибрагиму, на открытой ладони, — Все что я запомнил, это руки и ноги которые я отрезал в тот день, мне иногда они до сих пор сняться молодые и старые. Их было столько же, сколько изюма на моей ладони.

— А что ты еще запомнил из той битвы?

Я молча смотрел на него, мне вдруг стало холодно в этот жаркий день, потом во всё тело ударила волна обжигающего жара воспоминания. И я воочию увидел лицо её лицо, красивое, даже во власти смерти она была прекрасна.

— Её звали Мириам? — Внезапно осипшим голосом спросил я.

Он молча кивнул, — Когда мы закончили гнать врага, и вернулись обратно, стояла глухая ночь.

Луна только всходила, и было почти ничего не видно, я не помнил в какую палатку мы отнесли её в горячке боя не до этого, главное было донести до лекарей, живой. Я не первый год на войне и знаю, что когда в печень попадает копье, воин умирает. Но я не мог оставить её там, на поле, умирать одну. Взял свой десяток, точнее то, что от него осталось, забрал Мириам и … Мы бежали быстро как могли, спотыкаясь о тела, вещи, разбросанные тут и там, казалось что всё против нас, всё нам мешает, сам Аллах не хочет ей помогать. Когда мы вошли в палатку там не было никого, только какой то, — Он посмотрел на меня, — Юноша был там, мы положили её на стол и ушли, мы не могли задерживаться, нас ждали.

— Я пытался, но споткнулся, когда выскочил на улицу, там уже не было никого.

Он просто кивнул головой, на мои слова, продолжая свой рассказ, — Я бросился искать, но никого не мог найти. Из моего десятка остался я один, и помочь, указать …. Я метался выспрашивая у незнакомых мне людей, как мог описал тебя. Но никто не видел такого человека.

— Мы с учителем ещё засветло отправились с караваном, увозящим раненых, которые могли выжить. Их перевозили в город.

Я крутил в руках пустую пиалу, потом протянул её Ибрагиму, попросил налить еще. — На месте мы оставили только умерших или безнадежных которые должны были умереть. Она была вместе с ними.

Он снова кивнул, — Да я знаю, я нашел её, случайно. Она была прибрана по мусульманскому обряду. Моя Мириам, была христианка.

— Ну да ладно, богу всё равно, кто ты. Он судит по делам и поступкам.

Ибрагим! Расскажи как она …. Как она была…

— Хочешь знать, как её ранили? — Я кивнул, принимая от него пиалу с кофе.