Я застыл! Прямолинейность хомочки выбила из меня дух, не хуже удара под дых. Я сидел в кресле, сжимая подлокотники, и хватал ртом воздух. Передо мной вдруг промелькнула печальное лицо мелкой с заплаканными глазами, внутри стало все болезненно выкручивать, стоило только представить хрупкую фигурку, в защитном жесте обхватившую ссутуленные плечики собственными руками. А в это время лекарка продолжила задавать мне вопросы:
- Как много таких послушных тихих девушек учится рядом с тобой? Скольких из них ты замечаешь?
Госпожа Данейра не сводила с меня внимательного взгляда, в ее улыбке было столько тепла. Она не ждала от меня ответа, лишь предлагала подумать над ее вопросами.
- И говоря о ее будущем, ты имел в виду замужество? То есть, ты считаешь, что, закончив школу, Син должна стать безликой тенью своего мужа?
Перед глазами замелькали картинки одна страшнее другой.
- Ты уверен, что это сделает мою дочь счастливой?
А этот вопрос окончательно поставил меня в тупик. Счастье? До сегодняшнего момента в нашей семье всегда звучали слова о долге, обязанностях, службе! Вопросы лекарки все переворачивали с ног на голову.
Госпожа Данейра была очень внимательна и терпеливо ждала, пока в моей голове рушились давно установленные рамки, ограничения, непонятно кем продиктованные правила.
- Разве быть счастливым - не самое главное в жизни? Разве не ради этого мы разгромили эриконцев?
- Разве быть счастливым - не самое главное в жизни? Разве не ради этого мы разгромили эриконцев?
- Но, подождите, - хватаясь за последний аргумент, словно за соломинку, взметнулся я. – Вы же лекарка, Ваше предназначение - лечить людей. Вы же всю жизнь исполняете свой долг!
- Исполнение своего предназначения делает нас счастливыми, - терпеливо пояснила Данейра. - Именно поэтому мы до конца выполняем свой долг.
Вбиваемые в меня с детства догмы рушились, теряя под собой опору. В этот момент я был очень рад, что рядом со мной находилась эта удивительная женщина, ее тихий голос и мягкая улыбка окутали меня молчаливой поддержкой, подталкивали идти вперед, открывать для себя новое, еще непознанное.
- Хотя твои вопросы меня не удивляют, - вслух рассуждала госпожа Данейра. – Ты относишься к Син, как маленькой несмышлёной девочке.
- А разве она ею не является? – растерялся я.
- Мой дорогой мальчик, ты должен по себе знать, как война и горе заставляют детей быстро взрослеть, - опустив глаза лекарка печально вздохнула, а затем, строго взглянув на меня, спросила: - Сколько лет ты воевал?
- Три с половиной! А еще полгода провел в учебке, - отрапортовал я, а затем настороженно спросил: - А Син?
- Син попала на фронт на два года раньше тебя! – суровым, хриплым голосом ответила лекарка.
На два года раньше! Два года на войне – эта целая жизнь! Син старше меня на целую жизнь! Эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Она воевала пять с половиной лет! Но как маленькая девочка могла это пережить? И как я не смог этого понять?
- Почему же я этого не понял? Не разглядел в ней…, - я запнулся, стараясь сформулировать то, что хотел выразить.
Я начал припоминать ее холодные взрослые взгляды, которые иногда ловил на себе, термины, что она употребляла, отмечал скорость принятия ею неординарных решений, не говоря уже о ее незаурядных талантах, которыми она удивляла всех в школе.
Мягко улыбнувшись, хомочка наклонилась ко мне и нежно погладила меня по плечу.
- У вас с Син схожи многие таланты. Если бы дочь родилась мальчиком, то, вероятно, выбрала бы судьбу разведчика, а не лекаря. Она удивительно искусно умеет маскировать свои мысли, эмоции, менять манеру поведения, - я, затаив дыхание, слушал и запоминал слова Данейры о мелкой.
- Почему Син решила измениться?
- Война закончилась, Син предстояло поступление в школу имени Картиса, и она решила, что теперь может позволить себе быть школьницей, обычным подростком. Девочкам ее возраста свойственны беспечное поведение и шалости! – пожав плечами, поведала хомочка, словно это были вполне естественные умозаключения, к которым пришла малышка.
- Но Вам не кажется, что ее ШАЛОСТИ выходят за общепринятые рамки? – поинтересовался я, уже не будучи уверенным в своей правоте.
На мое замечание лекарка лишь грустно усмехнулась:
- Каждый шалит в меру своих возможностей, в силу своего жизненного опыта, в случае Син - боевого. А у моей дочери безграничные возможности, как, впрочем, и у тебя, и у твоих друзей! – не преминула уточнить Данейра.
Доводы хомочки были довольно убедительны, но я все же попробовал ей возразить:
- Это все так, госпожа Данейра, но подрыв школы – по-моему, за гранью дозволенного.
Мягко улыбнувшись, старшая лекарка напомнила мне:
- В своих суждениях ты забыл учесть, что, несмотря на боевой опыт, Син всего шестнадцать, и она не всегда понимает, почему за один и тот же поступок в одной ситуации ее похвалили, а в другой - произошел скандал.
- Мне сложно представить ситуацию, в которой за подрыв учебного заведения можно похвалить! – усмехнулся я.