– Достал, – сказал Петровский и, вновь облокотившись на перила, посмотрел вниз. Там зеленел роскошный, ухоженный сад. – Если бы я знал, что ты прилипнешь, как банный лист, ничего бы тебе не давал.
Налетел резкий порыв ветра. Петровский молчал секунду, потом повернулся к Максиму.
– Хочешь знать, кто ты? Проверь. – Он кивнул вниз. – Прыгни.
Максим оторопел. – Что?
– Прыгни вниз, – невозмутимо повторил Тарас. – Испытай себя. Не бойся, с тобой ничего не случится.
Максим осторожно перегнулся через перила и присвистнул. Высота была приличная – все-таки шестиэтажный дом, а внизу раскинули кроны деревья. Воображение сейчас же нарисовало его тело, распятое на садовой ограде, с переломанными ногами и истекающее кровью. Кошмар… Он непроизвольно отшатнулся назад и встретился со спокойным, изучающим взглядом Петровского.
– Я не смертник, – сказал он. – У меня пока все дома.
– Я разве сказал, что ты не в себе? Просто убедись, что ты больше не человек. Ты попросил помочь тебе – пожалуйста. Решил строить новую жизнь – милости просим. Но не жди от меня объяснений. Я даю ответы только тогда, когда считаю нужным. Только тогда, когда считаю, что время пришло. Ты понял?
– Понял, – кивнул Максим. – А вы не боитесь…
– Таких, как ты? – улыбнулся Тарас, и в улыбке его было что-то от звериного оскала. – А ты-то как думаешь?
– Вы тоже, – внезапно догадался Максим, чувствуя, как по спине сбегает тонкая струйка пота. – Это ваша кровь была там, в пробирке. Вы переделываете мир под себя. – Он попятился. – Вы сколачиваете себе армию… И все красивые слова только…
– Армию? – Тарас поднял бровь. – А что? Идея хороша. Только пойми простую вещь. Добро должно быть с кулаками. С острыми зубами, чтобы выжить. Чтобы успеть вытянуть из болота таких олухов, как ты. Толстовские идеи о непротивлении злу умерли, когда родился дедушка Ленин. Если тебе нравится слово «армия», называй нас так. Только не забудь, что и ты уже новобранец. Ты вступил в нее сразу после инъекции. Вчера, помнишь?
– Не-ет, – замотал головой Максим. – Я такой же, как все. Я не хочу. Я никуда не вступал…
– Такой же? – фыркнул Тарас. – Ты – такой же?
– Да, я…
Максим не успел договорить.
Тарас внезапно исчез, и странная, непонятная сила оторвала Максима от крыши и швырнула вниз. Он успел заметить, как перила стремительно пронеслись мимо, его инстинктивно растопыренные в попытке за что-то зацепиться руки скользнули по ним, ощутив тепло нагретого солнцем металла. Сила понесла его дальше, вниз, к раскинувшим зеленые объятия деревьям. Он ощутил напор воздуха, увидел стремительно приближающуюся землю, распахнул в беззвучном крике рот и задохнулся. Легкие разрывались, а желудок провалился неведомо куда. Он подумал о маме и почему-то об Алене, а мозг с ужасом отсчитывал секунды до падения.
Потом был удар.
Режущая боль обожгла левую руку. Максим сломал ветку, вторую, третью, листья хлестали по онемевшему лицу, что-то вонзилось в бок и с хрустом вышло обратно, а тело все падало и падало вниз.
Максим рухнул на землю. Боль пронзила изувеченное тело. Хруст костей. Сила, сбросившая его с крыши, не отпускала. Его рывком перевернуло на спину, приподняло и посадило. Он уже не мог кричать, давился, захлебывался кровью…
В следующий миг Максим увидел неестественно заломленную правую ногу и вздыбленный обломок кости, прорвавший штанину брюк. Ощутил вонзившиеся в тело сучья и рассмотрел вспоротый левый бок. И почувствовал, как из окровавленного предплечья толчками выплескивается его жизнь.
Потом сила подняла его голову. Сквозь туман Максим увидел невозмутимого Тараса, сидящего рядом на корточках.
– Что случилось? – прохрипел Максим, но у него получилось какое-то странное горловое бульканье.
– Н-да, – произнес Тарас, – герой спекся. А все туда же, старших учить. – Он поднялся и брезгливо отер о штанину руку, вымазанную в крови. – Ты полежи тут, приди в себя. Потом зайдешь в дом, поговорим.
Максим потерял сознание.
Сквозь листву светило осеннее солнце, а по щеке кто-то полз. Максим открыл глаза и сел, брезгливо стряхнув маленького жучка. Он лежал на куче сбитых при падении веток и листьев, а до крыльца дома было рукой подать.
Он провел рукой по лицу. Исцарапанные пальцы были сплошь в засохшей крови. Со страхом ожидая боли, Максим поднялся на ноги.
Ничего.
Отряхнулся, вновь готовый с перекошенным лицом рухнуть в траву, но вместо этого, осторожно ступая, словно во сне, пошел к дому. Он только что рухнул с крыши, переломал себе все кости и потерял много крови. Но Максим не верил. Боли не было. Был только один вопрос. Кто он теперь?
Максим поднялся на крыльцо и открыл дверь. В прихожей снял обувь и прислушался. В гостиной кто-то тихо разговаривал. Он различил бархатный бас Тараса и незнакомый мужской голос.
Первое, что он увидел, было перекошенное лицо незнакомого молодого человека. Вначале на нем проступил ужас, потом растерянность и, наконец, отвращение. А дар речи у него, похоже, пропал.
– Э-э… Та… – попытался выдавить незнакомец.