Лекарство для безнадежных

Он отключился. Вадим сунул телефон в карман и встретился с напряженным взглядом Борзова.

– Что происходит? – спросил Семен. – Это его родственник?

Ответить Немченко не успел. На столе Семена зазвонил городской телефон. Борзов дернулся, как от удара.

– Лучше ответь, – сказал Немченко спокойно. – Это точно тебя.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Семен негнущимися пальцами поднял трубку.

– Алло, – сказал он.

Ему что-то ответили. Вадим расслышал ровный мужской баритон. Кто это? Голос? Шептун?

Внезапно глаза Семена округлились, а лицо пошло пятнами. Рука явственно задрожала. Немченко, ничуть не стесняясь, привстал и приблизил ухо к трубке.

Это был странный монолог. Кто-то монотонно говорил, а Семен дрожал мелкой дрожью, но слушал. Его рука словно прилипла к телефону, и никакая сила не смогла бы ее сейчас оторвать.

Наконец на том конце провода воцарилась тишина, сменившаяся короткими гудками.

Борзов медленно опустил трубку. Руки его ходили ходуном, а лицо было мокрым от пота. Он поднял затравленные, бегающие глаза на Вадима. У Немченко чуть не открылся от удивления рот. Сидевший перед ним молодой парень за несколько минут постарел лет на десять.

– Это звонил Максим, – еле выговорил Семен Борзов. – Ваш мертвый Дронов обещал приехать ко мне в гости через час. Просто так. Поговорить.

Вадим машинально бросил взгляд на часы. Они показывали шесть двадцать четыре.

Часть четвертая Превращение

Тарас Петровский

1.

Карту района ему принесли через полчаса.

Несколько мгновений он вертел листок, потом, подняв голову, посмотрел на Гальцева, сотрудника отдела Антона. Тот невозмутимо стоял перед ним, косясь в работающий телевизор.

– Ну и что это? – осведомился Петровский.

– Местонахождение телефонного номера, который вы нам дали, – пожал Гальцев плечами.

– Интересно получается, – сказал Тарас. – Вы хотите меня уверить, что один из крупнейших цехов находится на Тверской, а окнами на Красную площадь смотрит?

Гальцев глянул на схему.

– Ага, – кивнул он. – Точно так, Тарас Васильевич.

Петровский откинулся в кресле.

– Знаете что, Денис, – произнес он, – я давно к вам приглядываюсь. Вы хороший сотрудник, только очень ленивый. На наши проблемы вам плевать, а в «Полночи» вас интересует только зарплата. Может быть, вам сменить место работы?

Гальцев оторвался от телевизора и вытаращил глаза.

– Тарас Васильевич…

– Что «Тарас Васильевич»?! – взорвался Петровский, хлопнув ладонью по столу. – Вы когда научитесь думать, а?! Когда, наконец, нужды компании станут для вас близкими, своими? Вы что, издеваетесь?! Идите и принесите мне настоящую схему!

– Но как? – развел Гальцев руками. – Это же база телефонная, Тарас Васильевич. Вводишь номер, она место выдает…

– А голову включать в дополнение к базе кто будет? – Петровский схватил листок. – Вы даете мне информацию, спасибо. Я читаю: адрес объекта – улица Тверская, дом 8. А открыть карту Москвы и посмотреть, что там находится, вы можете? Или это я сделать должен? А? Вы считаете, что книжный магазин «Москва» – это на самом деле замаскированная фабрика по производству наркотиков?

Гальцев открыл рот.

– Но как быть?…

– Думать! Позвонить на АТС. Выяснить. Телефоны в Москве часто меняются. Это понятно?

– Д-да…

Тарас вздохнул.

– Идите, Гальцев, – произнес он. – Ступайте и принесите то, что мне нужно.

Когда за ошарашенным Гальцевым закрылась дверь, Петровский поднялся и прошелся по кабинету. Мыслями он обратился к тому дню, когда они с Тополевым провожали Максима в Битцевский парк.

«Почему? – недоумевал он. – Что же тогда мы сделали не так? Почему Максим считает меня виноватым? Или Превращение, происходящее в организме, не оставляет ему шансов быть объективным? Может, он вообще перестал соображать, превратившись в машину, орудие убийства?»

В тот вечер, расставшись с Максимом, они долго сидели в машине у подъезда Тополева, рассуждали, спорили, разбирались. Собственно, речь шла о нем, о лекарстве. Лекарстве для запутавшихся в жизни, смертельно больных людей.

2.

В салоне было тихо.

Антон, судя по выражению его лица, думал о дожде, о том, как несладко сейчас там Максиму и как замечательно будет приехать домой, выпить чего-нибудь горячительного и забраться под теплое толстое одеяло. Возможно, о Лизе он думал тоже…

Мысли Петровского вертелись вокруг более грустных предметов. Тарас пытался, но не мог вспомнить, сколько раз он уже отправлял таких вот Максимов, сопливых пацанов, запутавшихся в своих недетских смертельных проблемах, навстречу судьбе. Сколько раз встречал он их после, взъерошенных, оскалившихся, измазанных теплой еще кровью и пахнущих смертью, ставших за каких-то час-два мужчинами. Ему всегда хотелось быть с ними, когда происходило это Превращение, но он знал, что никогда так не сделает. Это были их прошлые жизни, хорошие ли, плохие ли, но они должны были разобраться с ними сами. Он не имел права находиться рядом в этот момент. Не имел права видеть их. Он мог только встречать и ждать.

Не вернувшихся не было. Слишком совершенным оказалось лекарство, средство от отчаяния, панацея для загнанных в угол.