Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец

По сути дела, государство решило ответить на террор террором. Людей по-настоящему отчаянных (а постнечаевские «обреченные» все были такими) запугать этим совершенно невозможно, они лишь лучше конспирируются. Общество при этом, подвергаясь полицейскому произволу, начинает горячо сочувствовать бесстрашным героям, сражающимся с несправедливостью, и не ставит им в вину проливаемую кровь. В самой, может быть, главной борьбе – за умы и сердца – правительство безнадежно проигрывало. Всякий передовой человек счел бы низостью помогать полиции и достойным поступком – помочь революционерам, даже если не разделял их взглядов.

Да что «передовой человек»! Вот разговор 1880 года. Участвуют два убежденных консерватора: Федор Михайлович Достоевский и Алексей Сергеевич Суворин, редактор благонамеренной газеты «Новое слово», которую демократы называют «Чего изволите?».

«Представьте себе, – говорил он [Достоевский], – что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждет и все оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину». Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?» «Нет, не пошел бы…» «И я бы не пошел».

Потому что доносить на революционеров стыдно. Даже если они собираются взорвать Помазанника Божия.

«Ведь это ужас. Это – преступление, – вздыхает Федор Михайлович. – Мы, может быть, могли бы предупредить…»

Полиция свирепствует, но пожар разгорается лишь сильней. В 1879 году убийства, покушения, перестрелки становятся чуть ли не обыденным явлением. В феврале застрелен харьковский губернатор князь Кропоткин и зарезан полицейский агент Рейнштейн. В марте стреляли в нового шефа жандармов Дрентельна. В мае при захвате киевской подпольной типографии произошел кровопролитный бой – было произведено 60 выстрелов.

Военные суды исправно работали, революционеров сажали в тюрьму, казнили. Но террор не стихал. Арестовывали отдельных подпольщиков, но разгромить подпольную организацию не могли. Времена, когда профессионалы-полицейские легко справлялись с дилетантами, остались в прошлом.

Второго апреля 1879 года, через тринадцать лет после каракозовской попытки, в государя опять стреляли. Один из землевольцев, бывший студент, потом учитель, кузнец (обычная для народника биография) Александр Соловьев, разуверившись в полезности агитационной работы, попросил у «центрального кружка» разрешения на цареубийство. Большинством голосов предложение было отвергнуто. Тогда молодой человек решил действовать самолично. Он подбежал к гулявшему по Дворцовой площади Александру с револьвером и открыл огонь. Все кроме императора застыли в растерянности. Помазанник же кинулся бежать зигзагами, увернулся от четырех пуль и остался цел. Соловьев принял яд, но его откачали и публично повесили.

И снова правительству показалось, что проблему можно решить административными методами, как в 1866 году.

Покушение Соловьева. Гравюра

Здесь государь соизволяет обратить внимание на стреляющего, но не убегает от него (как было на самом деле)