Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец

Самым известным деятелем российской металлургии был англичанин, вернее уэльсец, Джон Хьюз, которого русские называли «Юз». Этот изобретатель-самоучка, едва знавший грамоту, разбогател на патентах по бронированию кораблей – флоты всех стран в ту эпоху переходили с деревянных кораблей на стальные. Нуждался в собственном производстве брони и русский флот.

Юз получил большой заказ из Кронштадта и начал строить металлургический комплекс с нуля. Купил землю поближе к месторождениям угля – в Екатеринославской губернии. В 1869 году на восьми кораблях доставил из Англии необходимое оборудование, специалистов, квалифицированных рабочих. За короткий срок организовал весь производственный цикл, с угледобычи до выплавки металла, но стал производить не броню (конъюнктура рынка изменилась), а железнодорожные рельсы, на которые был огромный спрос. Заодно построил город Юзовку (нынешний Донецк). После смерти Юза дело продолжили и расширили его сыновья.

Юзовка. Фотография

Ричард Пайпс пишет, что русский индустриальный бум в значительной степени был «следствием пересадки в нее западных капиталов, техники и, главное, западных организаторов индустрии». Это верно применительно к тяжелой индустрии, в организации которой у иностранных менеджеров имелось гораздо больше опыта. Легкую промышленность русские капиталисты развивали сами, используя в основном собственные средства.

Массовое привлечение западных инвесторов имело и обратную сторону. Оно плохо вязалось с заявленной официальной линией на национальную самодостаточность. В результате промышленного скачка доля иностранного участия в российских компаниях стала чересчур высокой, накрепко привязав национальную экономику к колебаниям и кризисам глобальной капиталистической системы. Треть всей промышленности и половина банковского капитала самодержавной империи принадлежала «людям нерусским», что было очень не по душе Победоносцеву. «Масса иностранных имуществ в России – это великое зло, грозящее бедою», – предостерегал Константин Петрович государя, но тот в вопросах экономических больше прислушивался к «системным либералам».

Несмотря на прорыв в индустриальном развитии Россия все равно продолжала оставаться в первую очередь страной аграрной. Ее благополучие больше всего зависело от сельского хозяйства.

Здесь тоже начались большие перемены, и не столько даже с отменой крепостничества – шагом скорее декларативным, – сколько с упразднением в начале восьмидесятых «временной обязанности», оброка. Теперь у многих крестьян (чему способствовала еще и ссудная деятельность Крестьянского банка) появилась возможность хозяйствовать не так, как прежде. В девяностые годы складывается система, при которой основную часть зерна (до 85%) производят на своих наделах крестьяне, а главным экспортным поставщиком являются помещики, поскольку весь их хлеб шел на продажу. В самых богатых, черноземных областях больше половины угодий по-прежнему принадлежали дворянам. Тем из них, кто сумел приспособиться к новым условиям существования, пришлось модернизировать производство: обзавестись сельскохозяйственными машинами, освоить агротехнику, научиться использованию наемного труда. Наиболее трудоспособные и оборотистые крестьяне тоже начали создавать большие хозяйства, подчас не менее технологичные. Новый зарождающийся класс фермеров в деревне получил неприязненное название «кулаки». Беднякам не нравилось, что их вчерашние соседи богатеют и что приходится на них батрачить (хотя, в отличие от крепостного труда «кулаки» никого насильно работать не заставляли).

Продажа излишков зерна, а также заведенная Вышнеградским система «урожайного» сбора налогов способствовали укреплению товарно-денежных отношений на селе – там, где прежде господствовало натуральное хозяйство.