Лекарство для покойника

Приезжает он как-то утром на работу, проходит в свой роскошный кабинет, а в приемной вместе с растерянной секретаршей уже ждут двое молодых мужчин в штатском. «Здравствуйте, Борис Борисович. Очень хотели с вами побеседовать». И предъявляют удостоверения ОБХСС. Надо отдать должное Ясеню. Не смутился, не впал в панику…

– Да ты что, там в шкафу сидел, что ли? – не выдержал Турецкий.

– Не мешай. «Чем обязан? – обыденно так спрашивает. – Мне проехать с вами или удобно в моем кабинете?» – «Для начала можно и у вас»… Это действительно было началом. Последовали повестки в прокуратуру, в суд. Следователи трясли Ясеня, как созревшую грушу. Извини за каламбур. А дело было вот в чем. Непосредственный начальник Бориса Борисовича, некто Омельченко, развернул поистине грандиозную подпольную деятельность. Просроченные, а значит, подлежащие списанию и изъятию медикаменты совершали второй почетный круг продажи в городских аптеках. И только после этого, а зачастую, в целях конспирации, и одновременно с ними на прилавок поступали пригодные к употреблению. Немалая прибыль от этих афер шла Омельченко в карман. Естественно, перепадало и его команде: заведующим складов и некоторых аптек. За время своей предприимчивой деятельности только один Омельченко успел сколотить миллион советских рублей. Как тебе размах?

– Впечатляет, – отозвался Турецкий, прикрывая ладонью зевающий рот. – Ну, и?

Меркулов сделал вид, что не заметил его жеста.

– Ясень оказался не только примерным семьянином, но и порядочным работником. Он понятия не имел, что проворачивал шеф за его спиной. Во всяком случае, – подчеркнул Меркулов, – против него не было никаких улик.

– То есть? – заинтересовался Турецкий.

– То есть против него не нашлось никаких улик.

– Почему ты это подчеркиваешь?

– Сейчас поймешь. Вскоре от Ясеня отстали, впрочем изрядно помотав нервы. Процесс был громким, хотя и закрытым. Странно, почему ты про это ничего не слышал? На скамье подсудимых оказалось больше десятка человек. Финал оказался естественным для тех времен: влепили от пяти до червонца, в зависимости от степени участия, с конфискацией имущества. Посвященные единодушно окрестили процесс «делом врачей». А подчеркивал я, потому что спустя годы, когда фигуранты дела вышли на свободу, Ясень им активно помогал материально, устраивал на работу. Представляешь, какая трогательная дружба?

– Я сейчас заплачу. Ты в самом деле думаешь, что он тогда был чист?

– А черт его знает, – признался Меркулов. – Забавно, на судьбе Ясеня этот скандал вообще отразился положительно. Его опять заметили. Своей непричастностью он многих вышестоящих руководителей – партийных в том числе – удивил. Результат не заставил сказаться – его перевели в главк Министерства внешней торговли. Таким образом, благодаря своей природной честности и принципиальности, а главное – недюжинной энергии и талантам организатора, он поднялся еще на одну ступеньку. Казалось бы, куда уже дальше. Разве что министром! И тут очень кстати для таких, как Ясень, неутомимых и не обиженных умом людей, началось общественное и политическое переустройство государства.

Судя по всему, к моменту развала Союза он натурально держал руку на пульсе отечественной фармацевтики. Грубо говоря, зарождающийся рынок уже был у него в кармане. Имел прочные связи с зарубежными поставщиками, непосредственно отвечал за распределение импортных медикаментов по союзным республикам. Само собой, остались с периода работы в Главном аптечном управлении и расширились тесные контакты с отечественными производителями медпрепаратов.

Но внезапно Ясень повернул в другую сторону. Коренным образом ломалась социалистическая эпоха, уходили чиновники, менялись руководители…

– Ты просто как передовая в «Известиях», – заслушался Турецкий.

– Он не стал ждать очередной смены власти и сопутствующей ей чистки окружающего пространства. Как человек дальновидный и к тому же довольно известный и уважаемый, Борис Борисович смело ступил на…

– Политическую стезю, – закончил за него Турецкий.

– Точно. И здесь ему сопутствовал успех. Как в сказке про Сивку-бурку. Только в отличие от Иванушки-дурачка, – заметил Меркулов, – Ясень не лежал на печи, и никакие Сивки-бурки, вроде сановитых родственников или их приятелей, ему не помогали.

– Так уж и никто? – не унимался Турецкий.

– Разве что, – припомнил Меркулов, – тесть оказывал моральную поддержку. Он был каким-то партийным бонзой.

– Вот видишь! А ты ему разве что нимб не повесил, – Турецкий ощутил миг торжества.

Но Меркулов его жестоко уничтожил: