По воцарившейся паузе Турецкий почувствовал у себя за спиной смятение в рядах наружного наблюдения. Похоже, эта Воскресенская девочка была еще та. Как-то она все-таки оперативников надула. Трофимов себе подружку выбрал что надо.
– Рассказывай.
– Да нечего рассказывать! Два часа назад она вышла из дома…
– Как – вышла?!
– На костылях. Поймала машину и поехала на занятия. В медицинскую академию Сеченова. Это на Фрунзенской. Мы проследили до конца, и напарника своего я там оставил.
Турецкий лихорадочно соображал. Получается, что в квартире в какой-то момент было даже три человека, а не два?!
– Сиди здесь. – Турецкий быстро пересек Новослободскую и вошел в подъезд. Не заходя в лифт, он немного замешкался, пытаясь так переложить сотовый телефон в боковом кармане пиджака, чтобы очертания его антенны смутно напоминали ствол пистолета. И слава богу, что замешкался, потому что телефон зазвонил. Войди он в лифт, этого бы не произошло.
– Александр Борисович? Это звонит Георгий Мальцев, вы меня помните? Мне ваш номер дала Катя, распорядилась, чтобы я вам срочно позвонил.
– Мальцев? Помню-помню, – сказал Турецкий. – Ну как же, большой художник, сюрреалист. И плагиатор.
– Простите, – после паузы сказал огорошенный Мальцев. – Не понимаю, о чем вы?
– На сколько вы надули свою работодательницу? На шесть тысяч, кажется? На вашем месте я бы вернул ей эти деньги.
– Но я…
– Или хотя бы то, что от них осталось. И все честно рассказал. А в противном случае я не поленюсь покопаться в кодексе, чтобы сообразить, под какую статью вас легче всего будет подвести. Все поняли?
– Да, – выдавил Мальцев явно через силу.
– Теперь говорите, чего надо. Только быстро. – Турецкий уже готов был шагнуть в лифт.
– Когда мы приехали в Гурзуф, новые охранники сообщили, что возле дома вертелся какой-то подозрительный тип. Они не смогли его ни задержать, ни хотя бы выяснить, что ему было нужно. Но зато успели сфотографировать. Это оказался Томский.
– Томский?! – Турецкий отпустил лифт, и он уехал наверх. – Какого ему там было надо?
– Не знаю. Когда он увидел приближающихся охранников, запрыгнул в машину и уехал.
– В какую машину?
– В «опель».
Это Турецкому кое-что напомнило, и он решил произвести на Мальцева еще большее впечатление:
– Цвета «брызги шампанского»?
– Откуда вы знаете?! – Эффект превзошел ожидания.
– Я ясновидящий.
Дверь в 32-ю квартиру открылась почти сразу – через пятнадцать секунд после того, как Турецкий надавил на звонок. При этом его приветствовали словами:
– Ну наконец-то, Галка!
Не спрашивая разрешения, он шагнул в переднюю мимо девушки с загипсованной ногой. И успел увидеть, как на лице ее радостное ожидание моментально сменилось выражением все нарастающего ужаса. Он понял, что это и была настоящая Зоя Воскресенская. И сообразил, что она ждала кого-то, вероятно подругу, исполнявшую ее роль на костылях, и не имела возможности дотянуться до дверного глазка. Открыла наудачу и проиграла. Все это было написано на симпатичном и донельзя расстроенном личике. Надо признать, у Дмитрия Трофимова был неплохой вкус.
– Где он? – шепотом спросил Турецкий, сам не до конца понимая, кого имеет в виду.
– Саша в ванной, – простодушно выдала дядю Воскресенская. – Печатает фотографии. – И на всякий случай добавила: – Он ни в чем не виноват!
– Не сомневаюсь, – сказал Турецкий и, подойдя к ванной, гаркнул: – Александр Томский! Выходите с руками, заведенными за голову. У вас есть на это десять секунд. – И он демонстративно полез в карман.
– Сашка, выходи! – завизжала Воскресенская. – Выходи скорей, дурак!
– Да подождите вы, – раздался из ванной спокойный мужской голос. – Засветите же мне тут все. Дайте хоть фотобумагу убрать.
Через полминуты, прошедшие в полной тишине, когда было слышно, как Томский возится в ванной, дверь медленно распахнулась…
Ну, если у него там пистолет, подумал Турецкий. Все-таки он специалист в делах, не мне чета…
Томский вышел, держа руки за головой, и без дальнейшей команды повернулся лицом к стене. Турецкий завел ему руки за спину и защелкнул наручники, взятые у опера Виталия.