Лекарство от Апокалипсиса

Носитель после секундной паузы, похоже, уже не в первый раз приступил к непрямому массажу сердца, осуществляя быстрые толчки тяжестью всего своего тела, на несколько сантиметров прогибая грудину обездвиженного детского тельца.

В небольшой перерыв ассистент по команде носителя профессиональными движениями установил в вену катетер и принялся вводить один за другим препараты для обеспечения работы сердца. Но писк кардиографа по-прежнему возникал сразу же после того, как все действия останавливались.

Алекс не понимал значения многих действий, он лишь видел их безрезультатность и ощущал, как до предела напряжены нервы носителя. Силы явно оставляли его, но он не сдавался. Попытка, еще, еще, пятая, шестая… Время безнадежно уходило, оставляя лишь чувство неотвратимого конца.

В это время Алекс, в очередной раз вникая в ситуацию, пытался ответить на уже ставшие привычными вопросы: «Зачем он здесь? Кто эти люди? И самое главное, кто этот ребенок, лежащий на столе перед реаниматологом? Почему он попал именно сюда?» Но ответов как всегда не было.

Мысли кружили в голове, выписывая неожиданные петли. В этой ситуации – ситуации врача, бьющегося за спасение умирающего ребенка, отразилась беспомощность всего человечества перед неведомыми силами природы. Именно они вели цивилизацию по кривой ее истории, решая, когда нанести финальный удар. И каковы бы ни были знания людей, они никогда не смогут бороться с неотвратимостью гибели, заложенной в саму природу человека. И сам Алекс сейчас был похож, с одной стороны, на этого ребенка, над спасением которого бьются неизведанные силы, а с другой, он сам был врачом, стремящимся из последних сил сохранить не одного человека, а цивилизацию, безнадежно увязшую в череде бессмысленных войн.

– Хватит, хватит, остановитесь! – ассистент вдруг сильно начал трясти носителя за плечо, впиваясь в него напряженными пальцами. – Он мертв! Оставь его!

– Я же сделал все! Все, что мог… я не сумел ему помочь…не сумел! – Алекс ощущал, как с каждым словом сжималось сердце носителя. Его отрешенный взгляд метался сначала по неподвижному телу ребенка, потом перескочил на тех, кто ему помогал, и дальше по приборам и инструментам в комнате.

Затем носитель сделал резкое движение, сорвав с головы белый медицинский колпак, и в сердцах швырнул его на пол. Его нервы были напряжены до предела, превращая мышцы в камень. От этого отточенные движения вдруг превратились в неуверенные шаги заплетающихся ног. Алексу казалось, что перед глазами вновь и вновь прокручиваются последние секунды жизни ребенка…

Носитель рывком открыл дверь, ведущую из палаты интенсивной терапии в коридор. Он сделал несколько шагов и тут же остановился, упершись глазами в стоявшую у окна женщину. Будто почувствовав взгляд врача, она медленно обернулась, и по ее заплаканному лицу потекли новые струйки слез.

– Что с ним? – неуверенно слабым голосом спросила она.

– Все кончено, – твердо ответил носитель.

От этих слов тело женщины обмякло, и носитель едва успел подхватить ее, чтобы она не опустилась головой на кафельную плитку пола. К ним тут же подбежало несколько людей в белых халатах, которые под руки повели по коридору приходящую в себя женщину.

– Иван Александрович, Вы сделали все, что было в Ваших силах, Вам не в чем себя винить, – на плечо носителя легла рука его ассистентки.

– Я знаю, Мария, мы все сделали… все, что могли. Этот ребенок был обречен с самого своего рождения, появившись на свет недалеко от Чернобыля. Мы можем много спорить о влиянии малых доз облучения, но это очередной скорбный и показательный пример, что жить на территориях, зараженных радиоактивными материалами, нельзя.

– Да к тому же его отец побывал на ликвидации сразу после аварии и получил немалую дозу. Не зря же многим из них говорили, что лучше уже никогда не иметь детей.

– Да-да, – закивал носитель, – я все это читал в его медицинской карте. Вот и полный спектр заболеваний… А в результате просто не выдержало сердце, – он вздохнул. – Далеко не худший конец для подобного букета болезней. Только не легче от этого… Странно, что никто и никогда не думал о том, что рано или поздно все ядерные трагедии убьют последующие поколения. Не просто убьют, а с особым, изощренным коварством. И даже не всегда мы сможем понять, что стало виной той или иной смерти…

Эти слова вдруг взбудоражили разум Алекса. Они разбивали в пух и прах все идеи, он не хотел верить этому. Конечно, он знал это и раньше, но жизнь под аркой приучила его к совершенно другому видению всего происходящего. Неужели все то, к чему они с Максом шли так долго, пытаясь найти выход, было лишь иллюзией, самообманом и попыткой придать своему вынужденному заточению какую-нибудь осмысленность. Неужели вот так все надежды и мечты должны разбиться об острый, как скальпель, разум хирурга? Алекс ожидал, что это путешествие принесет нечто большее, чем полное разочарование и тотальная безнадежность, подписанная врачом…