Дроздов с Харитоновым кинулись приводить орудие из боевого в походное положение. При этом комбат Богданов дважды пресекал попытки сержанта Харитонова действовать обеими руками, напоминая рассеянному красноармейцу, что он условно ранен в правую руку и может действовать только левой здоровой рукой. Тем не менее, это древнее орудие было приведено в походное положение во время, близкое к нормативному. А вот с упряжью конной тяги произошел полный облом. Дело в том, что Павел совершенно не умел обращаться с лошадьми, хотя вырос почти в деревне – на окраине Ленинграда. До Первой мировой войны отец Павла, будучи высокооплачиваемым рабочим, имел свой «выезд» – то есть двойку хороших лошадей вместе с бричкой, тарантасом и грузовой повозкой, что было для рабочего человека большой редкостью. Ну и престиж для семьи в то время был не меньше, чем для нэпмана Збруева с его шикарным иностранным автомобилем. Понятно, что Александр Матвеевич с лошадьми мог управляться мастерски, не хуже любого конюха или извозчика. Но продвинутый в технических вопросах Павел совершенно не разбирался в конной упряжи, так как это было ему ни к чему. Ездить то он собирался на более современном транспорте, чем Сивка-бурка. Да если честно, то «дворянин» Дроздов побаивался лошадей вообще – еще укусит какая кляча, или лягнет копытом. А в училище артиллерийскую упряжь серьезно не изучали, полагая, что это уже позавчерашний день. Возобладало устойчивое ошибочное мнение, что артиллерийские орудия в стране победившего социализма будут перевозиться исключительно на механической тяге.
Сержант Харитонов, будучи наводчиком орудия, а не ездовым, в артиллерийской упряжи разбирался тоже не ахти как, хотя и не один раз помогал ездовому запрягать и распрягать лошадей. А главное если бы лошади были смирными, то Дроздов и Харитонов с одной левой рукой, скорее всего бы сумели запрячь коней. Но Дездемона все испортила своим саботажем: фыркала, трясла головой, шарахалась из стороны в сторону. И другие лошади тоже, глядя на саботажницу, стали проявлять непослушание. Павлу, однако, почти удалось запрячь упрямицу, но она все же вырвалась, очень больно укусив, при этом, его за руку. И весь этот «цирк» проходил на виду у личного состава батареи, который с трудом сдерживал смех. В итоге комбат Богданов констатировал у лейтенанта Дроздова полное отсутствие навыков обращения с упряжью и поставив оценку «не удовлетворительно», объявил стажеру о его не полном служебном соответствии. Судил, конечно, отчасти правильно, но все равно явно предвзято, так как подсунул лейтенанту Дроздову лошадей, над которыми верховенствовала проблемная Дездемона, с которой еле управлялся профессиональный ездовой – ефрейтор Грибов.
«Конфузия» у лейтенанта Дроздова была полная, и он был вне себя от бешенства. В XIX веке лейтенант Дроздов вызвал бы зарвавшегося Богданова на дуэль за оскорбление его чести и достоинства в присутствии нижних чинов, и был бы прав, так как имело место явное и грубое нарушение воинской этики. «А не настучать ли своему обидчику по его самодовольной физиономии, где-нибудь в укромном месте?», – подумал Дроздов, но потом решил, что это мысль хотя и хорошая, но пока не своевременная. Уже в казарме комбат Богданов, подойдя к Павлу, заявил ему прямо, что он вынужден подать рапорт командованию о том, что он против утверждения кандидатуры лейтенанта Дроздова в качестве заместителя командира артиллерийской батареи. Причина – явная некомпетентность стажера и незнание им самых простых, даже для новичка, вопросов артиллерийской практики. Кроме того, обнаружилось стремление молодого командира подвергнуть сомнению высокие результаты батареи в технической, огневой и тактической подготовке, то есть явные попытки лейтенанта сбить ту высокую планку, которая достигнута их дружным армейским коллективом.
– В общем, товарищ Дроздов я считаю, что мы с вами не сработаемся. Я думаю, что из вас может получиться неплохой штабной работник, а еще будет лучше, если вы вернетесь под крыло подполковника Копытина, который от вас в восторге. Без обид – ничего личного, что скажете? – спросил почти дружески Богданов.
– А я скажу тебе: «Иди ты, Богданов на ххх. утор бабочек ловить, понял?».
– Да ты еще и хам?
– Хам, жлоб и мудак – это ты, а я дворянин из моей вотчины «Озерки» в Ленинграде, – ответил Павел «по-белогвардейски», чем окончательно вывел своего начальника из себя. Далее командиры затеяли между собой такую нецензурную ругань, что любой флотский боцман снял бы перед ними шляпу.
Но только не командир дивизиона капитан Дзюба и, тем более, не командир артполка подполковник Игнатьев. Начальство, незаметно зайдя в помещение, довольно долго и внимательно слушало взаимную критику и яростный спор с ненормативной лексикой у своих подчиненных в присутствии всех солдат казармы.