Девушка, просияв, направилась к кассе, Варя медленно прошла вслед за ней. Остановившись, достала из сумки кошелек.
– А трех рублей у вас не будет? – спросила девушка-кассир, и Варя послушно принялась рыться в кошельке, отыскивая мелкие монеты.
Но вместо трех рублей, к своей досаде, нечаянно отыскала фотографию Паршина. Ту самую, которая раньше торчала под прозрачной пластиковой обложкой кошелька, а теперь перекочевала во внутреннее отделение – туда, где лежали всякие визитки и дисконтные карточки.
«Черт!» – едва не вскрикнула она, будто уколовшись. В самом деле, какой идиот придумал носить в кошельках фотографии мужей? Мужей, жен, детей или любовников – какая разница, главное – зачем это нужно? Сейчас ей даже не верилось, что когда-то, всего лишь месяц назад, она была такой же идиоткой, как тысячи других женщин, которые носят в кошельках портреты своих возлюбленных. А некоторые ведь доходят до высшей степени маразма, едут в метро и открывают кошельки, коротая время в обществе заветной фотографии.
Нет, невозможно поверить в то, что и с ней когда-то такое случалось.
Фотография выскользнула из пальцев и упала на пол. Варя, постаравшись удержаться от эмоций, наскребла-таки необходимые кассирше три рубля и наклонилась, чтобы поднять ее. Задержала взгляд на мгновение, не справившись с собой. И попыталась отыскать в знакомых глазах Паршина боль. Ту самую, которую носила она в себе, с которой никак не могла справиться, несмотря на то что старалась. Очень старалась – и не могла.
Но Паршин выглядел абсолютно беззаботным, и даже едва заметная улыбка отпечаталась на лице, слегка обозначив маленькую ямочку на правой щеке.
«Это же фотография», – напомнила она себе. И все равно ей стало обидно за то, что Паршин выглядит таким веселым и беззаботным. К тому же молодым. Пусть даже на фотографии трехлетней давности.
– Спасибо за покупку, – ослепительно улыбнулась девушка-консультант. – Приходите к нам еще.
– Обязательно, – пообещала Варя, запихивая в кошелек фотографию. «Приду домой – выброшу непременно, – пообещала она себе. – С глаз долой – из сердца вон». И вышла, высоко вскинув голову, из магазина.
Дождь был колючим и мелким. Ветер бросал его на землю гроздьями. «Интересно, – подумала она, – а сейчас там, в Москве, тоже дождь? Хотя какое это имеет значение?»
Синий купол раскрылся над головой, и Варя шагнула вперед, немного по-детски радуясь в душе своему новому приобретению. И правда, нужно ведь с чего-то начинать новую жизнь? Кстати, специалисты в области семейных – точнее, постсемейных – отношений настоятельно рекомендует после развода избавляться от всего, что напоминает о прошлом. От фотографий и от вещей. Конечно, от тех, от которых можно вообще избавиться. Потому что вещи порождают воспоминания, а воспоминания – это самое страшное и самое тяжелое испытание, которое только можно придумать.
Что ж, новый зонт у нее есть. От фотографии Паршина она избавится – непременно, сегодня же. Можно сделать это даже прямо сейчас. Достать из кошелька и бросить на асфальт. Пусть мокнет под дождем, так ему и надо…
Варя грустно усмехнулась своему детскому порыву. Ведь Паршину от этого ни жарко ни холодно. Он вообще эту жизненную драму пережил гораздо быстрее и спокойнее, чем она. Уже пережил. А она? Сколько еще придется с этим жить? Месяц, год, а может быть, эта боль и опустошение поселились в душе навечно?
«Неужели Кристина права? – размышляла Варя, медленно проходя вдоль тротуара. Воздух был свежим, дышалось легко, и она решила пройти пару остановок пешком. – Неужели все мужики такие? Ей судить проще, у нее опыта в этих делах, кажется, намного больше…»
Она вдруг вспомнила Германа. Его растерянный взгляд. Слегка сутулые плечи. Подумала: и он тоже?
Душа почему-то воспротивилась этой мысли. Она попыталась представить себе Германа. Вообразить, как его взгляд переполняется яростью, как взлетает вверх ладонь, сжимаются в кулак пальцы…
Нет, не получилось.
Но, в конце концов, как сказала опытная Кристина, у всех свои «прелести». Один не брезгует рукоприкладством, другой по бабам таскается, а третий – алкоголик. Паршин по крайней мере не пил. И кажется, по бабам не таскался. Хотя кто его знает. Теперь она готова уже была и в это поверить.
«Он не такой», – снова подумала она про Германа. И непонятно было, на чем вообще основано это глупое ее упрямство. Ведь человека этого она совсем не знает. Видела всего лишь раз в жизни, да и то мельком. То есть получалось, что ее убеждение на доводах разума никак не основано. А основано на дурацких и необъяснимых душевных порывах.
«Так быть не должно», – напомнила она себе. Душа – существо глупое и неразумное, ошибается в девяноста девяти случаях из ста. Это она, душа, целых десять лет шептала ей глупые сказки о том, что Паршин исправится. Что все у них будет замечательно, что он больше никогда, ни разу в жизни, и пальцем ее не тронет…
Что он «не такой».
Теперь душа стыдливо примолкла, осознав наконец, что была не права. Но ненадолго. Еще и месяца не прошло, а она уже снова затянула свою песню, выбрав новый объект вдохновения.