Лекарство от любви – любовь

Варя посмотрела на часы. До начала спектакля в кукольном театре оставалось чуть больше двух часов – времени как раз достаточно для того, чтобы успеть пообедать, собраться и доехать до здания театра. Она решила, что отведет Никиту, купит ему билет, а сама за те два часа, пока будет идти спектакль, успеет доехать до офиса Кристины и еще раз поговорить с Алиной, чтобы понять, насколько обосновано ее беспокойство.

В глубине души она рассчитывала на то, что через два с лишним часа ситуация разрешится сама по себе и ей не придется ехать в офис. Возможно, Кристина сама позвонит ей, заметив на экране мобильника список неотвеченных вызовов. Или она сумеет наконец дозвониться до Кристины.

Составив этот нехитрый план действий, Варя испытала некоторое облегчение, но лишь на время. В душе нарастала тревога, предчувствие неминуемой беды, а ощущение собственного бессилия просто сводило с ума.

– Мама! – послышалось с кухни. Варя опустила злосчастную телефонную трубку на базу и поднялась с кресла. – Мама, ну что ты так долго? У меня уже, между прочим, все готово!

Оказавшись на кухне, Варя увидела большою тарелку, стоящую посередине стола, – в ней дымились уже заправленные сливочным маслом и даже посыпанные сыром макароны.

– Может быть, мы обойдемся без котлет? Макароны с сыром – это тоже очень вкусно!

– Конечно, – улыбнулась Варя. – Какой же ты у меня все-таки молодец! Что бы я без тебя делала!

Никита улыбнулся, довольный похвалой.

– Ты узнала насчет билетов?

– Да, узнала. Билеты есть, спектакль начинается через два часа – мы как раз успеем пообедать и собраться. Хотя для обеда, конечно же, рановато, ну пусть это будет ленч или второй завтрак, если ты не против.

Никита был не против. Они с аппетитом умяли по порции макарон, выпили по чашке чая, после чего Никита заявил, что он сам помоет посуду. Варе не оставалось ничего другого, как смириться с предложением сына.

На сборы ушло не много времени. Варя с грустной улыбкой на лице стояла перед зеркалом и заплетала волосы в косу – в привычную тугую косу, стянутую на конце бежевой резинкой. Вспоминать о том, как красиво выглядели эти волосы утром, когда она выпустила их на свободу, просто не хотелось. Хотя, возможно, именно сейчас и распущенные волосы, и платье, и яркий макияж были бы более уместны – все-таки она собралась в театр, а не в аптеку за мазью от радикулита. Но настроение было совершенно иным – тугая коса, джинсы и свитер отражали его более точно, и Варя даже не стала раздумывать о том, что ей надеть.

Однако Никита, увидев ее с привычной косой через плечо, в джинсах и в свитере, буквально встал на дыбы и категорически отказался слушать ее возражения.

– Мама, ты была такая красивая, когда пришла утром из аптеки! И платье у тебя было красивое, и прическа! Ну пожалуйста, я тебя очень прошу, давай ты опять будешь такой же красивой!

Варя вынуждена была сдаться – черт с ним, с настроением, если ребенок хочет видеть ее красивой, она будет красивой! Для кого же еще стараться, как не для него? Спустя полчаса она уже вышла из комнаты – почти такая же сияющая, как накануне утром, только капелька грусти в глазах – впрочем, Никита не смог ее разглядеть и остался вполне доволен.

До театра они добрались как раз вовремя. Никита несколько огорчился, по дороге узнав о том, что мама не пойдет смотреть спектакль вместе с ним. Однако, внимательно выслушав ее аргументы, пошел на компромисс достаточно быстро – Варя пообещала, что после спектакля они зайдут в кафе и съедят по порции мороженого. Слово «мороженое» оказывало на Никиту практически магическое действие – в предвкушении радостного события он готов был смотреть спектакль в одиночестве, при условии, что к моменту его окончания Варя будет ждать его в холле.

– Мам, ты только не опаздывай! – попросил Никита, обернувшись на выходе.

– Ну что ты, малыш. За полтора часа я вполне управлюсь, не переживай!

Ободряюще улыбнувшись сыну, она махнула ему рукой и вышла из здания. Снова набрав мобильный номер Кристины и снова не дождавшись ответа, Варя уже не сомневалась – в офис нужно поехать обязательно. Она быстрыми шагами направилась к остановке и вскоре уже вспорхнула на подножку переполненного троллейбуса.

Главный режиссер театра с первого взгляда произвел на Германа не слишком приятное впечатление. Отправляясь на эту встречу, он почему-то представлял себе Андрея Валериевича Уменкова как мужчину богемного типа – наверное, в его представлении все, что относилось к театру, автоматически относилось к богемному типу, будь то сам главный его режиссер или кабинет этого главного режиссера.