Лекарство от любви (СИ)

Разумеется, он продолжал скакать, но теперь он скакал, хромая, увеличивая тряску и страдания Кая, соответственно. Бенедикт подумал со злостью, как могла Изольда, все просчитывавшая, не проверить, насколько надежно подкован конь? Тут же, впрочем, он понял, что она это наверняка проверила. Просто ни один нормальный конь никогда не скакал так долго с такой скоростью — и мощеная дорога, которой Кай в первый момент опрометчиво порадовался, лишь увеличивала износ. Теперь твердые камни будут разрушать копыто. Конечно, мертвый жеребец будет скакать и дальше, даже если его копыто сточится до кости — но комфорта всадника это определенно не увеличит. Да и скорость… скорость все-таки стала ниже.

Кай вновь вытащил кинжал, посмотрел на клинок, цветом уже напоминающий тлеющие угли. Он знал, что шпорить неживого коня так же бесполезно, как и останавливать. Ему оставалось только ждать, трясясь и подпрыгивая в седле и периодически растирая ладонью дубеющее на холодном ветру лицо. Ждать конца дороги.

Внезапно Кая ожгла мысль, что если Изольда умрет окончательно, перестанет действовать и заклятие, наложенное ей на коня. И тогда эта туша рухнет на полном скаку. Но главное — если она не умрет и маги увидят, на чем он приехал, они поймут, что Изольда еще жива. До этого Кай думал, что на вопрос, где он взял такого коня, ответит, что это конь Изольды, а как именно она его заколдовала, ему, Каю, неведомо, он же не разбирается в магии. Но никакие чары не могут действовать после смерти чародея. Проклятье! Они вдвоем прохлопали этот абсолютно очевидный момент! Вот так всегда бывает, когда строишь идеальные планы. Какая-то совершеннейшая мелочь…

Конечно, само по себе это еще не катастрофа — коль скоро он вовремя об этом вспомнил. Просто надо избавиться от коня раньше, чем он окажется в лагере Светлых (хотя какие они теперь, к Вольдемару, Светлые…) Он скажет им — если их вообще будет волновать такая мелочь — что его конь издох, не выдержав гонки (что, кстати, будет чистой правдой), и поэтому последнюю часть пути ему пришлось проделать пешком. Но это значит, что путь займет больше времени, а Изольда говорила, что его и так впритык…

Пока же он скакал все дальше и дальше, мимо пустых сел и городов, мимо бурых раскисших полей и чахлых рошиц — в основном осинников и березняков, тянувших к низкому серому небу голые, как прутья, ветки. Иногда его провожали лаем брошенные в деревнях голодные собаки, иногда при его приближении взлетали с шумным карканьем вороны (Кай не всматривался, что они там клевали на обочинах). За исключением его самого, это были, кажется, единственные живые существа на многие мили вокруг. Птиц-соглядатаев, похоже, не было — или маги Совета вообще прохлопали одинокого всадника, покинувшего столицу в темноте через тайный ход, или им было сейчас не до этого.

Конь хромал все сильнее, хотя, конечно, разбитое копыто уже не могло причинять ему боли. Начало темнеть; впрочем, Кай понимал, что сумерки наступили раньше из-за сплошных туч, обложивших небо, и на самом деле до заката еще не меньше часа. Наконец слева показался простой каменный обелиск, и Кай понял, что уже недалек от цели: этот обелиск был установлен на братской могиле раненых, скончавшихся в первую ночь после Пелльрондской битвы. Значит, до самого поля еще шесть миль.