Лекарство от одиночества (СИ)

— А что? Надеешься, что я, махнув на это дело, таки сбегу в декрет? — я все-таки оборачиваюсь к мужу и поднимаю на него прямой немигающий взгляд.

— Почему сразу в декрет? — Юра отворачивается. — Может, ты вообще плюнешь на медицину, окончишь курсы дизайнеров, как моя Аннушка, и начнешь пилить интерьеры.

— Твоя Аннушка работала санитаркой после девятилетки. Если я захочу продолжить образование, то восстановлюсь в университете.

Из кабинета Валова я вылетаю пулей. Понимая, что если останусь там еще хоть на минуту, меня просто разорвет на части. И хрен его знает, какого фига меня так заело… Ну, что он такого сказал? Глупость. А мне в ней пренебрежение чудится. И еще этот вопрос о том, довольна ли я своей работой. Ответ ведь — нет. Ну, правда. Положа руку на сердце — этого ли я хотела? Поначалу — да. Когда мы только поженились, казалось, нет ничего лучше, чем стоять рядом с Юркой в операционной, а теперь… То ли в том дело, что я не с ним стою, то ли в принципе в чем-то другом, но отработав в отделении месяц, я только сильней крепну в мысли, что растрачиваю свою жизнь не на то. Что я в принципе могу намного-намного больше. Хотя с чего уверенность такая — непонятно. Как любому человеку, после долгого перерыва мне даже сестринские обязанности даются с трудом. Кажется, мозги обленились вконец, а тело заржавело. А ну выстой операцию. Это в принципе физически тяжело, а уж под прицелами чужих взглядов, которые как будто только и ждут, когда я оступлюсь, и подавно! Я в постоянном напряжении. Куда ни зайду — разговоры смолкают. Какие нервы надо иметь, чтобы это выдержать? Я, конечно, делаю вид, что мне до них дела нет, но…

— Эля, там нужно взять цитовые…

— Бегу.

Работа закручивает. Ношусь как белка в колесе. Чуть посвободней становится лишь через пару часов. Я покупаю кофе в автомате и выскальзываю во двор. Здесь душно и влажно — только-только начался сезон, но почему-то на улице мне дышится легче, чем под кондиционером в сестринской. Отхожу подальше, чтобы побыть в тишине, спускаюсь по ступенькам, ведущим в подвал.

— Эля!

— Уф, Георгий Борисыч, нельзя же так людей пугать!

— А ты что такая пугливая? — смеется Бутенко, доставая из кармана пачку сигарет. Подкуривает и с таким наслаждением затягивается, что я невольно зависаю, зачарованно наблюдая за тем, как вспухают жилы на его бычьей шее. — Чего? — сощуривается он.

— Да как-то неожиданно, — отчего-то смутившись, бормочу я. — Слушай, Борисыч, а ты чего курить не бросишь?

— А зачем?

— Ну как? Ты ж врач!

— Вот поэтому и не брошу. Врачи, вояки и зэки — самые уязвимые в плане вредных привычек группы.

— Да ты что? А почему?

— Потому что закрытые, в них процветают подобного рода ритуалы. — Бутенко некоторое время глядит на тлеющий кончик сигареты и снова подносит фильтр к губам. Огонек пыхает, становится ярче, подчеркивая усталость, написанную на лице Георгия. Бедный. Могу только представить его нагрузку! Юрку я в такие моменты всегда стремлюсь пожалеть, отвлечь, расслабить — ванна, секс, массаж — в моем арсенале куча уловок. А Борисыч… Я даже не уверена, что видела его с женщиной. То есть кто-то у него наверняка был, но друзей он со своими пассиями никогда не знакомил.

— Так ты просто так ко мне в отделение забрела? Или Веру проведать? Она еще в реанимации, так что… Сорри. Даже для тебя никаких исключений, — рубит Бутенко, а потом, видно, считав на моем лице полнейшее недоумение, осекается. — Выходит, ты ничего не знала?

— Вера здесь? У тебя? В онко? — стою, открыв рот.

— Та-а-ак. Ясно.

— И что? Какой прогноз? Боже…

— Эля! Возьми себя в руки. Я тебе ничего не говорил.

— Да-да, конечно, — киваю я. — Вера упоминала, что обращалась к тебе. Ну, там… На яхте. Но заверила, что это обычная перестраховка.

— Так все говорят. И я рассчитываю на то, что ты меня не выдашь.

— Можешь быть уверен. — Стою пришибленная, качаю головой. — Тем более что все будет хорошо. Ведь будет?

— Я не бог. Откуда мне знать? — Бутенко тушит сигарету. — Диагноз поставлен на ранней стадии. Операция прошла хорошо.

— Ну, это неудивительно, — неловко отвожу взгляд.

— Учитывая дефицит кадров? Пожалуй, соглашусь, да. Ты, кстати, не надумала вернуться в универ?

— А ты при каждой встрече будешь об этом спрашивать? — отчего-то завожусь я.

— Естественно. Работать некому, а ты фигней страдаешь.

— Тебя послушать, так восстановиться в медицинском — раз плюнуть.

— А что, нет? У тебя там преподает свекровь.

Да. И поэтому я, будто бы между прочим, расспрашивала ее что да как. Было дело. По рассказам Любови Павловны выходило, что восстановиться на бюджет нереально. Все занято. А на платный… Юра, конечно, неплохо зарабатывает, но не настолько, чтобы мы могли без ущерба для бюджета семьи достать из карманов несколько миллионов. Хорошо, что я особенно ни на что не надеялась, когда это выясняла. Не пришлось разочаровываться.

— Можно было восстановиться на платный, но тогда наш бюджет лишится моей зарплаты и плюсом денег за обучение.

— Постой! А целевой контракт?

— Да кто ж мне его даст?

— У тебя муж завотделением.