Лекарство от одиночества (СИ)

— То, что все мы друг другу братья, — усмехается Юра.

— Все равно ничего не понятно. Вот допустим, ты выглядишь как среднестатистический европеец, так?

— Слав, заканчивай базар, — вмешивается Бутенко.

— А что я такого говорю? Европеец же? Ну! А Мишка — япошка. И как так получается? Ну, если отбросить вариант, что он от соседа… — гогочет Славка. Гогочет не со зла, не понимая, что этот смех нам с Юрой — на раны солью.

— Ты сейчас на что намекаешь? — вскипает Валов и медленно так, бочком, выходит из-за стола.

— Юра! — взвиваюсь я. — Юр, успокойся…

— Какой, на хер, сосед?! Ты сейчас на что, блядь, намекаешь? — повторяет Валов.

— Да ни на что. Ты какого фига закусил удила, Юр? — вроде как идет на попятный Слава. — Не знай я, что Элька в тебя влюблена, как кошка, подумал бы, что тебе правда глаза колет…

Вот тут Юра на него и бросается. А дальше — все как во сне. Драка, крики, и будто в слоумо — мой сын, летящий за борт.

От автора: Вера и Семен — герои книги "А я тебя да" — на этом сайте данная история не представлена.

Олигарх Вершинин — герой книги "Девочка. Девушка. Женщина"

ГЛАВА 8

Минуты, которые уходят на то, чтобы достать Мишку из воды, в моей вселенной растягиваются на триллионы лет. За это время происходит столько, что все и не упомнить. Я, кажется, тоже бросаюсь к борту, между двух металлических планок которого Мишка так легко проскочил, но кто-то оттаскивает меня прочь, крича в ухо:

— Нет, Эля, нет! Юра прыгнул за ним, Стас, и еще два парня… Они его достанут. Не надо, Эля. Слышишь?

А я брыкаюсь. И тогда этот кто-то вяжет меня по рукам и ногам теплым пледом, наваливается сверху, прижимая к остывающему дереву палубы, и негромко командует:

— Тихо! Только прислушайся! Они уже поднимаются.

И так уверенно, так спокойно звучит этот голос, что я, будто сама вынырнув из бездны, делаю жадный вдох.

— Жор, мы можем чем-нибудь помочь? — беспокоится Вера.

— Где-то был термос. Налей ей чая погорячей и послаже.

Кажется, это Бутенко? Плевать. Отдышавшись, я вновь начинаю вырываться. Меня топит паника. С каждой секундой небо становится все темней, последние отблески солнца тают в сиреневой дымке. В воде уже ничего не разглядеть. А в ней мой сын. Мой маленький мальчик… Сколько времени у него есть? Пять минут? Десять?

— Эля, смотри. Смотри, Мишку достали! Он даже не нахлебался.

Я приподнимаюсь, опираясь на руку, в момент, когда Мишку как раз затаскивают на палубу. На четвереньках подползаю к своему малышу. Растолкав всех помощников, не видя их лиц, принимаюсь сдирать с сына спасательный жилет и мокрую одежду.

— Давай в каюту его.

— Тащите чай!

— А лучше в горячий душ. Эля, сюда пройдите.

Голоса удаляются и приближаются на волнах приливающей к ушам крови. Я слышу… И Юру, и олигарха, и Шведова. В спасательной операции участвуют, кажется, все присутствующие на яхте.

«Надо будет их поблагодарить. Когда-нибудь потом. Когда я найду в себе силы отлепиться от Мишки», — мелькает в голове здравая мысль, и все вокруг снова меркнет.

В следующий раз я себя осознаю уже в каюте. Мишка теплый, переодетый в сухое и завернутый в одеяло. Сидит у меня на руках. Я покачиваю его и что-то напеваю… Юра с нами, рядом. Он тоже уже в сухом. В отличие от сына, Юре мы не брали одежду на смену. И где он откопал свой наряд — спортивные штаны и худи, остается только догадываться.

Остаток вечера в памяти откладывается вспышками. Вот мы сходим с яхты, вот опять откуда-то слышатся голоса…

— Эля, давай я его понесу.

— Нет! — рявкаю я, осторожно, с сыном наперевес перебираясь с покачивающейся палубы на понтон.

Машина, дорога, кажущаяся бесконечной… Встречные огни фар, от которых воспаленные глаза начинают сочиться солью. Я жмурюсь и скольжу губами по темным волосам крепко спящего сына. Чувствую на себе Юркины взгляды в зеркале заднего вида… Все вспышками, да. Какими-то выхваченными в хаотичном порядке подробностями.

— Давай я его понесу.

— Нет. Просто дверь открой.

Дом встречает нас звуками работающего телевизора и ароматами ужина.

— Как погуляли? — выглядывает из гостиной свекровь.

— Хорошо. Только устали. Мы сейчас же ляжем.

Когда Мишка родился, его сразу отселили в отдельную комнату, ведь Юре нужно было как-то высыпаться. Но сегодня мне плевать на заведенные правила. Я укладываю сына рядом с собой и вырубаюсь, стоит только щеке коснуться подушки. Утром мне требуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Зевнув, нащупываю телефон. С удивлением гляжу на многочисленные сообщения в мессенджере.

«Как вы? Как Миша? Мы волнуемся», — Вера.

«Эль, прости меня, дурака. Ты же понимаешь, что я ничего такого не хотел? Всю ночь не спал — ругал себя», — Славка.

Схлынувшие было эмоции опять накатывают. Резко сажусь, утыкаясь лицом в ладони.

— Тщ-щ-щ, Элечка, все хорошо, — проникает в меня голос… свекрови?! Я подпрыгиваю от неожиданности, ведь…

— Мама? Какого… Вы чего тут? Сколько вообще времени?

— Тщ-щ-щ, Элька, не ори. Мишку разбудишь.