Лекарство от скуки (СИ)

— Жизнь твоя — разросшийся фурункул и чем ни ковыряй — всё равно рано или поздно прорвёт. Всё, Измайлова, не раздражай меня. Хотел бы я посмотреть на мужика, который сможет тебя приструнить. Не так, как все эти, а вот так, — сжатый кулак продемонстрировал, — и чтобы вырваться не хотелось. Удачи, Наташка. Она тебе пригодится.

На этом Егорка из-за стола поднялся, выпрямился, затёкшую от долгого сидения спину распрямил и рукой в сторону выхода махнул, меня выпроваживая.

— А почему тебя все Егоркой зовут? Взрослый же вроде мужик? У тебя, наверно, и семья есть?

Егор нахмурился, устремив взгляд вдаль.

— Потому что когда-то таким же, как и ты был. Кому-то что-то доказать всё хотел. Вот и выходит, что мужик вымахал, а мозгов как у «Егорки» трёхлетнего осталось. Не повторяй моих ошибок. Катись. — Махнул он рукой как на пропащую. — Может, ты одумаешься ещё? Так, я билет закажу. До Австралии! — Выкрикнул, когда уже в дверях была.

На его призывы я ответила вежливой улыбкой и понятным нам двоим молчанием.

Морозову позвонила тут же.

— В шесть у спуска к набережной. — Ответил он, не уточняя, кто звонит и зачем, и отключился. А я заколотилась от злости и беспомощности, выслушивая короткие гудки в телефонной трубке.

С Морозовым впервые встретились, когда я только попала в поле зрения конторы. Ещё тогда он мне запомнился как человек амбициозный, решительный и… не терпящий отказов. Долго присматривался, выбирая удобный момент, чтобы предложить свою поддержку и помощь. Была у них в отделе такая игра… как скачки, когда ставишь на определённую лошадку и с азартом ожидаешь победного забега. На меня поставили двое. Гурин и Морозов. Оба непримиримые лидеры. Я разумно отдала предпочтение тому, кто мог вытащить меня из общего замеса. Нелишним будет отметить, что проиграла. В тот самый момент, когда поверила, что Гурину это действительно нужно. А Морозов мой отказ запомнил и воспринял как личную обиду. Именно он был ответственным за мои объекты. Именно он подбирал метод воздействия. И выжидал. Того момента, когда же до меня дойдёт, что с выбором покровителя ошиблась. Едва ли ему была нужна я сама. Скорее, желание увидеть стоящей на коленях, с просительным взглядом, с предложением отдать всё взамен благосклонности. Власть портит людей. Морозов заигрался и не смог отступить от задуманного, даже когда власть его на меня более не распространялась.

На встречу он пришёл с цветами. Красивый мужчина. Настоящий военный. Статный, с уверенным взглядом, с открытой улыбкой. Наверняка жена гордится им. Жена и двое сыновей… Ведь злость, спесь, греховные желания товарищ майор привык сгонять на работе…

Морозов вручил мне букет, в жесте приветствия мягко пожал руку, соблазняя, улыбнулся.

— Виктор Евгеньевич сказал, что вы не имеете права приближаться ко мне. — Не разделила я радости майора, но он не обиделся. Только улыбнулся шире, свободнее.

— А ты как всегда неприступна, Измайлова! — Похвалил, посмеиваясь. — Так, вроде, сама позвонила. Первая. Или я что-то путаю?

Риторический вопрос заставил меня поджать губы.

— Не хмурься, Наташа. Это никому не идёт, а уж тебе и подавно. Ты прекрасна в своей непринуждённости, со светлым взглядом на мир. Пройдёмся. — Предложил, махнув рукой в сторону набережной, и мы начали неспешный спуск по мраморным ступеням.

— Чего вы хотите?

— Брось эти игры, милая… что я могу от тебя хотеть?.. — Отмахнулся Морозов, но тут же приблизился, за плечи меня приобнял и склонился к лицу, продолжая неспешно двигаться вперёд. — Неужели так много вариантов? — Издевательски потянул, а я прочистила горло и отрицательно качнула головой.

— Вообще ни одного. — Категорично заявила, на что мужчина рассмеялся в голос.

— Хочу я тебя, Измайлова. С той самой минуты, как увидел.

— Завидное постоянство. Вроде дорогу вам нигде не перешла. — Задумалась я, припоминая, а Морозов замер в изумлении.

Остановился, меня за плечо придержав, к себе лицом развернул.

— Такие женщины, как ты, Измайлова, одним своим присутствием переворачивают всё с ног на голову. — Сообщил, будто ненавидя меня за то, что чувствует. — Одним своим присутствием заставляют окружающих изворачиваться, подстраиваясь под обстоятельства. — Сквозь зубы выговаривал, повышающийся градус эмоций не контролируя. — Что-то такое, что нельзя увидеть и объяснить на пальцах. Что это — не скажу и я. Внутренний стержень или огонь какой, который манит, заставляя обжигаться снова и снова. Уверен, не первый тебе об этом говорю. Не первый страдаю.

— Может, это ревность и амбиции, Анатолий Сергеевич? — Ровно проговорила я, на что Морозов недобро усмехнулся.

— Ох, если бы всё было так просто, Измайлова… Если бы так… А самое обидное знаешь, что?

— Что?

— Что, получив тебя, страждущие приговаривают себя к погибели. Ведь, получив тело, мечтают завладеть душой, а это ты едва ли кому доверишь. — Как по секрету сказал, над ухом склонившись.

Выслушав, я крайне невежливо отстранилась, плечо из захвата выдернула, и идти продолжила.

— В вас умер поэт, Анатолий Сергеевич.