Ты не отвечаешь. Ты занят. Еще четыре руны слетают с твоей ладони, и чудовищ не остается вовсе.
— Отлично, юноша! — восклицает высокий лорд.
Тисаф замолкает. Ты не бросаешься к ней, дабы заключить ее в объятия и наконец утешить, как того требует мальчишка. Ты остаешься на месте, как повелевает старик. Ты столько раз видел руну этого высокого лорда, что вполне способен вылепить ее, не глядя на него. По памяти. И еще одну такую же. И еще. А потом ты все-таки бросаешься к Тисаф, бросаешься, раскрывая объятия… Не добежав до нее двух шагов, ты, не оборачиваясь, через плечо, бросаешь все три руны, а потом поворачиваешься и заслоняешь девушку собой.
Руны, одна за другой, ударяются в грудь высокого лорда.
Нет, он не рассыпается прахом, как ты хотел. Он продолжает стоять, с удивлением глядя на свою грудь.
Ты вновь видишь его как руну… она разваливается на части, но некие едва заметные нити мечутся туда и сюда, силясь ее собрать.
Ты режешь еще одну руну, с учетом этих нитей. Режешь и швыряешь. И начинаешь резать еще одну. Руна летит в высокого лорда… его тело на миг утрачивает цельность, превращаясь в плоское изображение, точками нарисованный на воздухе контур.
— Отлично, юноша, ты почти убил меня! Вместе мы справимся с чем угодно! — говорит этот жуткий контур и исчезает.
— Крэлли! — горестно вздыхает Тисаф. — Ох, Крэлли…
Тьма обрушивается внезапно, словно дубина разбойника.
„Хочешь победить врага — сначала узнай о нем побольше. Даже если времени совсем нет, даже если промедление смерти подобно, все равно сначала — узнай“.
Сын судьи Файрет перечитал за свою недолгую жизнь гору книг. Трактаты по военному делу в ней тоже имелись.
Если очень медленно и аккуратно расщепить свое сознание на тонкие-тонкие волокна, — только очень медленно и очень аккуратно, конечно, — если проделать это со всем тщанием, тогда сознание становится столь тонким, что может проникать во все поры мироздания. Мир становится прозрачным, в нем больше нет преград для наблюдателя. Кроме одной, конечно, — наблюдаемое тоже становится прозрачным. Так что отличить одно от другого, то есть преграду от объекта наблюдения, бывает весьма затруднительно. Впрочем, просто справиться с таким заклятьем, будучи всего лишь учеником мага, и то непосильный труд. Но если очень надо, если забыть обо всем, сжать зубы и как следует напрячься…
У Файрета получалось. Мир медленно становился прозрачным. Таяли стены, просвечивал пол, истончался, обзаводясь прорехами, потолок…
Файрет неподвижно висел в оковах, его глаза бессмысленно таращились в никуда. Тому, кто расслаивает свое сознание, нет нужды пользоваться глазами, все равно ведь глазами можно увидеть только поверхность вещей. Нет, глаза Файрета никуда не смотрели, и все-таки он видел все, что ему было нужно.
„Ага. Шантаж при помощи заложника. А вот и высокий лорд! Какой же сумбур творится в его голове. Ох, не доведет его до добра такая голова! Вот и хорошо, что не доведет. Вот и пусть. Нам того и надо. Да побыстрей! А поможет ли? Должно помочь“.
Осторожные, почти незримые касания. Там подтолкнуть камешек, здесь подкопать лавину… Нет, упадет она сама, и не сейчас… к тому моменту нас в опасной зоне уже не будет, мы даже помнить ни о ком не будем. Не о ком потому что.
„Лишь бы все так и удалось, как задумано!“
„Делать тебе, дуре, нечего“, — сама себя выругала дочь Великого магистра, неотрывно глядя в магический кристалл.
Помочь расщепить чужое сознание, да еще на расстоянии, да еще так, чтоб тебя не заметили, а потом помогать при помощи тончайших волокон этого сознания расстраивать и уничтожать чей-то больной разум…
Нет, как хотите, за такую работу хотя бы спасибо полагается, а тут…
„Спасибо!“ — тотчас подумал Файрет.
Дочь Великого магистра вздрогнула и отодвинулась чуток подальше.
„Я тебя все равно почувствовал!“ — благодарно просигнализировал Файрет.
„Зато ты не знаешь, кто я…“ — откликнулась она.
„А мне это неважно, — промолвил он. — Кто б ты ни был — спасибо!“
„Пожалуйста! — она улыбнулась, с сожалением понимая, что этого все равно не видно. — Ну что, сделаем твоему высокому лорду еще что-нибудь хорошее?“
„Сделаем!“ — отозвался Файрет, и она почувствовала, как он улыбается.
Разумеется, она не могла этого видеть, но чудеса случаются даже с магами, если они влюблены…
Ты приходишь в себя в той же самой темнице. В оковах.
— Ох… — вздыхает прикованная рядом с тобой Тисаф. — Я… мне все это почудилось, приснилось или…
Она вновь одета в то же самое платье, но ты мигом вспоминаешь собственный башмак, тот самый — с чудесным образом приросшим на место каблуком.
— Не знаю, — говоришь ты. — Наверное, приснилось.
Кровь все еще сочится из твоей пропоротой ножом ладони. И ты отлично знаешь, что сны здесь ни при чем.
— Крэлли…
— Ну?
— А ты сможешь нас убить? — тихо и очень серьезно интересуется Тисаф.
— Убить? — переспрашиваешь ты.
Ну почему это не получается сделать так, чтоб голос совсем не дрожал?
— Да, — кивает она. — Убить.
— Думаешь… так будет лучше?