Лекарство против СПИДа

— Прекрасно. Когда я пришел к таким выводам, то решил продолжить анализ и сравнить марксизм с другими религиями. Я не хочу вас утомлять долгой лекцией, а потому сразу подойти к выводу — любая религия — это догматизм, а любой догматизм — это рабство. И вот тут-то мне пришел в голову любопытный вопрос — а нельзя ли создать такое учение или религию, если хотите, которая бы могла избежать этого догматического рабства и тем не менее дать своим приверженцам то утешение и надежду, без которых не обходится ни одна религия? Я, разумеется, имею в виду утешение в несчастье, главным из которых является смерть; и надежду на какую-то иную, посмертную форму жизни. Противоположностью догматизма является скептицизм, но на нем никакого положительного учения не построишь. И я попытайся взять за основу ту главную ценность, которая…

— Свободу? -

— Именно, свободу.

Денису не удалось дослушать до конца, поскольку в дверь кабинета нерешительно постучали, а затем миловидная девушка, открывавшая ему дверь, извинилась и вызвала Александра Павловича в коридор. Вернувшись, экстрасенс тоже извинился.

— Мне очень жаль, что я не рассказал вам самого главного, но, к сожалению, мои обязанности в чем-то сходны с обязанностями врача — и я порой тоже вынужден оказывать первую помощь.

— Ничего не поделаешь, — улыбнулся и Денис, прощаясь и пожимая ему руку.

Александр Павлович проводил его до самой входной двери и уже на пороге неожиданно сказал:

— Я не сомневаюсь в том, что ваша жена обязательно найдется, а потому хочу пригласить вас вдвоем с ней на свою лекцию, посвященную основам моего учения.

— А когда?

— Я провожу эти занятия каждую неделю, так что можете позвонить и прийти в удобный для вас день.

— Хорошо, спасибо.

Денис вышел на улицу, пребывая в совершенной растерянности. Кто этот Александр Павлович? Целитель, экстрасенс, бывший институтский преподаватель, новый мессия? Чем он зарабатывает и зачем ему нужны ученики? Сумасшедший, мудрец, мошенник или чудак?

— Новая религия, объявившая все предшествующие догматизмом? Как мало нам дано, и на сколь многое мы претендуем!

Задумавшись, он ехал в автобусе, рассеянно глядя в заднее стекло. В тот момент, когда автобус, миновав мост, на краю которого высилась огромная статуя солдата с поднятой рукой и винтовкой с примкнутым штыком, стал сворачивать налево, Денис, боковым зрением, случайно заметил, что рядом с железнодорожным полотном, на обочине дороги — там, где кончался железный бордюр, были смяты чахлые кусты, в них стояла ярко-желтая милицейская машина и обычный грузовик, к которому несколько человек цепляли трос. Этот трос уходил вниз, в неглубокий кювет, откуда, торчала задняя часть «жигулей».

Мгновенно вспыхнувшее, охолодившее душу подозрение, заставило Дениса на ближайшей остановке выскочить из автобуса и бегом броситься назад. Чем ближе он подбегал, тем сильнее у него колотилось сердце. Когда уже возле самого грузовика какой-то огромный; красномордый сержант в замызганном лоснившемся полушубке жезлом регулировщика преградил ему путь, Денис так волновался, что слова застревали у него в горле.

— Кто такой, чего надо? -

— Я… я… сейчас… номер… какой номер машины?

— Не ваше дело. Проходи, проходи.

Но тут от милицейской машины подошел человек в штатском, держа в руке рацию.

— Вам знакома эта машина?

— Номер, — отчаянно закричал Денис, — я не вижу отсюда, какой у нее номер!

— А 23–87 МЮ, — быстро ответил этот человек.

— Знакома, черт подери, знакома! — из глаз Дениса брызнули слезы.

Глава 5

Погода была чудесной, и она шла, слегка покачивая бедрами, победно глядя впереди себя. Сумку с торчавшим из нее зонтом она несла на плече, слегка придерживая локтем и держа руки в карманах. Распущенные каштановые волосы пушистой волной трепетали на ветру. Кончики белых сапог выглядывали из-под полы модного черного пальто весело и игриво, задорно стучали по асфальту острые каблуки. А под пальто было надето любимое белое платье, великолепно облегавшее фигуру и расписанное черными цветами, напоминавшими средневековые японские акварели.

Она чувствовала себя молодым, полным игривой силы животным, и это придавало ее томным глазам такой яркий блеск, что два солидных пятидесятилетних человека в одинаковых серых плащах и белых рубашках с темными галстуками, как по команде, прервали свой оживленный спор о каких-то годовых отчетах и вздохнули.

— Нет, ты посмотри, какая женщина!

— Хороша, чертовка, нечего сказать!

А она, спрятав подбородок в небрежно повязанный шарф, самодовольно улыбнулась сочными алыми губами. «Как все-таки чудесно жить на белом свете и быть предметом всеобщего восхищения!» От этой мысли у нее сильнее забилось сердце, и, вынув руку из кармана, она поправила волосы. Вдруг ее передернуло — это была не ее рука с перламутровыми ногтями — нет, это была какая-то старая, морщинистая лапа с уродливо вздутыми венами! Она дико вскрикнула, не сумев сдержаться, и ее голос мгновенно отозвался хриплым, каркающим эхом: «Старость, старость, старость!»