Лёха

— А что пояснять? Было нас десять человек неделю тому назад. А осталось четверо, двое неходячих — при том, что серьезных потерь мы за это время противнику не нанесли. Двести километров по территории противника еще идти… Да и прав этот хитрован усатый — если повезет и нарвемся мы дальше на таких же, только там окажется какой майор или полковник, да прикажет нам присоединиться — что делать будем? Точно так же и останемся. Боеприпасов — чорт ма, провианта — чорт ма, теплой одежды — опять же чорт ма.

— Половченя с начала с самого — лежачий — поправил лейтенант, внимательно слушая.

— Ты прямо как штатский какой рассуждаешь — заметил Семенов.

— Сынка, я солдатом был, когда ты еще и не родился — хмуро заметил Брендерберя, или как его там.

— Да я вижу, что ты старый — поддел ответно пулеметчик.

— И старый тоже. И партизаном был, так что знаю, что говорю. Башка немецкая далеко уползла. А хвост — вот он тутай. Хватай да тяни. Или башмаком наступай. Опять же — почему они нас уговаривают — мы и впрямь им можем сильно помочь. Опыта у нас хватает, чтоб делиться. Даже у тебя, молокососа — ласково уел Семенова ефрейтор.

— Ладно, потом поговорите — обрезал лейтенант раньше, чем Семенов успел отреагировать — вы, старшина, что скажете?

— Считаю, что оставаться надо — поразил пулеметчика с в самое сердце спокойный ответ Лёхи. Вот уж совсем не ожидал. Совершенно.

— Обоснования?

— То, что сказал ефрейтор. Вот мы шли себе и шли. Нарвались, извините, на вас. И теперь делаем то, что вы говорите. Нарвемся на старшего чином — опять та же песня будет. Ну, и чего бегать зря? Мне понравилось засады делать, так чем на бегу — так лучше тут. Кроме того, если удастся сколотить достаточно большое эээ… партизанское соединение, то вполне можно бы и о связи вопрос решить. Даже и авиатранспорта получать.

— Аэродром в лесу сделать? — съехидничал Семенов.

— Легко — спокойно сказал Лёха. Так уверенно, что Семенов опять растерялся — видел он аэродромы, хлопотное это дело. Но откуда потомку это знать — он же летчик только по петличкам! Но ведь уверенно говорит!

— Мнения разделились — хмыкнул лейтенант.

Махнул рукой, все поняли правильно и двинулись обратно.

— Слушай, а ты что говорил, что ты — солдат? Это же не по-нашенски, мы же — красноармейцы? — спросил пулеметчик у ефрейтора.

— Я, хлопец, родился в Австро-Венгрии. И променял убогое батрачество на солдатчину вполне добровольно. Тогда наших набирали в украинский легион сечевых стрельцов, за австрияков воевать. Потом — русский плен. Оттуда удрал — был в Галицкой армии, с поляками махались. Пока в тифу валялся — браты сляпсили у меня и сапожки и всю амуницию, вышел в обносках, словно неборак последний. Тут как раз попал к атаманше Марусе, от нее подался к Махно, немцев били, петлюру, деникинцев. А потом красные появились, к ним пошел, так что воевать мне нравится, мое это.

— Эк тебя помотало! Не опасаешься такое открыто рассказывать? — поосторожничал Семенов, взглянув на собеседника.

— Там, где надо и кто надо — знают — усмехнулся Бендеберя.

— И?

— А вот он — я. Еще вопросы есть?

— Вопросов-то много — честно ответил Семенов.

— Хорошие вояки всем нужны. А в начальство высокое я никогда не лез, мне и так добре. Я теперь не чоловик, а боевая единица. Основа любого войска — кто ж меня тронет?

Сильно удивленный тем, что идет рядом вроде как с австрияком, или поляком или черт его знает еще кем, бывшим в таких армиях, о которых пулеметчик и слыхом не слыхивал, Семенов замолк. Отводил от лица ветки, старался смотреть по сторонам, думал, что делать дальше. Выходка потомка из головы не шла, никак не мог ее понять и выполнение приказа умершего взводного таким образом откладывалось на неизвестно какое время. Это не нравилось бойцу, он любил, когда все шло по порядку и вовремя, а тут все вперекосяк идет.

Потомок, как ни в чем ни бывало, шел рядом с лейтенантом, они о чем-то негромко беседовали. Пулеметчик подошел поближе, дивясь такой горожанской беспечности — идут молокососы, болтают, словно на прогулке в ЦПКО, а не в чужом лесу. Замечание старшему по званию, однако, делать не стал, не по чину, поневоле прислушался о чем речь.

— …БТ немцы уже спалили к тому времени, а на тридцатьчетверку они своих штурмовиков бросили — саперов. Лютые сволочи, выдрессированные. Боевое охранение фланговое то ли минами накрыло, то ли они гранатами закидали, но появились в деревне незаметно, да и практически под прикрытием артобстрела — и сразу к танку — негромко, но внятно толковал лейтенант, а Лёха внимательно слушал.

— Половченя их заметил, когда они к танку с бревном бежали…

— Бревно-то им зачем? — удивился потомок.

— А это у немцев способ такой противотанковый. Впихивают бревно между катком и гусеницей, танк едет и это бревно либо каток выламывает, либо — чаще — гусеницу рвет. Танк без гусеницы…

— … становится неподвижным. Хитро. И лихо, для этого надо иметь стальные яйца — искренне, но непонятно, восхитился дутый старшина ВВС.