Лёха

– Ладно, верю – пробурчал Лёха. Он как раз прислушивался к своим ощущениям, и они были надо признаться – странными. Очень непривычными.

Он впервые в жизни держал в руках боевое оружие. Предмет, специально созданный очень грамотными людьми для того, чтобы убивать других людей. До попадания во всю это катавасию Лёха скорее придерживался гуманистических взглядов, считал, что убивать людей негуманно и, хотя и играл азартно во всякие милитаристские игры, истребляя противников сотнями, но при этом прекрасно понимал разницу между фигурками на экране компа и живыми людьми. Теперь что-то в его сознании провернулось. Во всяком случае, понимание того, что если тебя собираются убивать, то это как бы дает и тебе право убить, не глядя на то, что у врага седая любящая бабушка и особые национальные традиции и даже многовековая культура. Тяжелый карабин впечатлял своей изысканностью, толковостью создания и точностью исполнения, в нем не было ничего лишнего. Все детали отлично подходили друг к другу и работали безукоризненно. Строгость вороненой стали, блестящий никелем затвор, гладкое лакированное дерево ложа и приклада, окованного металлом – все это говорило о том, что сделано это оружие гениально. Оно было и красиво, странной, хищной красотой и удобно. Даже под гнутой рукояткой затвора с симпатичным шариком на конце, было изящно в дереве выбрано аккурат под ладонь. Само в руки просилось это оружие. Только вот оно было взято с боем у вражеского солдата, который до этого чудом (ну не совсем чудом, неказистый Семёнов как-то на чудо не походил, так что лучше б не так патетично) не перестрелял Лёху и его приятелей. Да собственно и пришел сюда на чужую землю этот зольдат именно для того, чтобы убивать таких вот Лёх.

Увидев войну воочию, менеджер и сам изменился, и его ощущения как-то изменились. Раньше он судил о войне как о чем-то далеком, постороннем и даже не особо привлекающем внимания. Ну, воевали когда-то, ну и что? Мало ли с кем, когда воевали. Больно надо себе голову заморачивать. Это все прошло и быльем заросло.

А тут война стала очень уж шибко личным делом. Можно даже сказать – шкурным.

И отсюда ему уже не казались логичными разные модные интеллектуальные изыски, типа тех, что проигрыш в войне этой наоборот позволил бы всем пить баварское пиво и кушать вкусные немецкие сосиски. Как-то после всего увиденного у Лёхи напрочь пропали мысли о том, что немцы вдруг стали бы делиться сосисками с побежденными. Объедков – и то не давали. Какие там сосиски с пивом. И вспомнившийся спор в интернете о том, что давно пора все забыть и ставить противнику памятники как и своим воинам – тоже показался диким кощунством. Как сравнивать можно – своих – и врагов.

Нет, к немцам Лёха не питал какой-то животной ненависти, он прекрасно понимал, что у тех своя правда. Они действительно считают эту землю – уже своей. И все что на этой земле есть – где только встал их кованый сапог – тоже уже было их имуществом. Так рассуждает любой вор и бандит. Хоть благородные пираты и легендарные викинги, хоть всякая шушера подзаборная. Гопник тоже считает айфон в руке у проходящего ботана – своим. Это как раз нормально. Если смотреть с точки зрения гопника. Но вот если встать на противоположную точку зрения – того, кто этот айфон купил на заработанные деньги – поведение гопников как-то теряет блеск и лоск. То, что увидел за последние дни Лёха, почему-то четко прописало светлых европейцев-культуртрегеров именно в слой бандитов. Этакие культурные гопы, которые очень хорошо подготовились к гоп-стопу. И с какой стати ставить этим гопам памятники? Потому что они солдаты? А что такое солдат? Чем европеец-викинг, таскавшийся по Европе, чтобы порубить голов и награбить вещей отличался от гитлеровских зольдат? Да ничем ровно. Банальный бандит, только немцы в составе особо крупной банды. С танками и артиллерией. И теперь и Лёхе придется с этими бандитами махаться – потому как попал лицом к лицу и деваться ему некуда.

Остался бы в деревне, была такая мысль, и любовница очень соблазняла, да почему-то стоял перед глазами, виденный несколько лет тому назад жуткий фильм. Где как раз почти такую же деревню уничтожали со всеми жителями. Фильм был настолько реалистичным, что сейчас-то Лёха мог себе признаться – он банально побоялся остаться. Лучше уж с мужиками. Это показалось безопаснее, чем вот так вот – жить без защиты и ждать, когда за тобой придут. Кино-то было на реальных событиях основано, несколько сотен деревень вот так – с жителями вместе – спалили цивилизованные европейцы. И теперь фильм этот сильно действовал на нервы еще и тем, что выходило – удрал он из деревни, бросил ее без защиты. То-то и Семёнов был в то утро хмурым и Петров тоже. И то и другое было плохо и, поди пойми, что хужее.

– Чего задумался, детина, чего ты голову склонил – мягко, по-южному выговаривая букву «Г» спросил заинтересовавшийся Середа. Он уже смотал с руки грязные тряпки и теперь подошел к учившим Лёху, чтобы те помогли с перевязкой.