Лёха

Бендеберя такой уверенности не разделял, считая по умудренности житейской, что синица в руках в виде патронов, куда лучше журавлей- ремней. Лейтенант только головой помотал, услышав все это. И потому, что никак не ожидал от советского человека Жука такого прохиндейства и не мог поверить в такое разгильдяйство немецких солдат, да и лезть ночью черт знает куда — тоже не хотелось очень. С другой стороны похозяйничать на складе было очень заманчиво, хотя по его мнению склад артвооружения никак не мог содержать причандалы из вещевого склада.

С оружием в отряде был полный швах, боеприпасов тоже кот наплакал и потому надо было кумекать, как выходить из положения. Жаль, конечно, что не получится подобраться всей командой на телегах (отряд имел своих лошадей и пару телег), но полтора десятка человек может вполне себе притащить добра.

Идщти было далеко, потому вышли сразу после обеда. Семенов шел впереди, вместе с пацанятами, в виде головного дозора. Остальные пробирались цепочкой сзади. Дошли без приключений, осмотрели место, где стояли склады, не вылезая из кустов, прикинули пути подхода и отхода. Бендеберя, не торопясь, вырезал несколько рогаток, подпереть снизу колючую проволоку, чтоб проползти было проще, Середа поделился наблюдением, что немцы в караулке не пойми с чего орут песню «О, Танненбаум, о, Танненбаум!», которая вообще-то поется на Рождество, из чего сделал вывод, что надо поторапливаться — фрицы скоро до белой горячки допьются. Семенов не очень прислушивался к отголоскам далекого рева, доносившимся из-за здоровенных сараев, его больше интересовало, как немцы несли караульную службу. После серьезного наблюдения он убедился, что фрицы службу не несут, они ее положили и она тихо себе лежит. И это было замечательно.

Когда стало смеркаться, выдвинулись к хилому проволочному забору, ефрейтор ловко приподнял рогульками нижние колючки и проползать можно было с комфортом. У мальчишек был лаз — одна из досок в стене была приколочена только сверху и легко сдвигалась в сторону. Для мужиков пришлось аккуратно отодрать так же соседнюю и в склад вошли уже вообще как к себе домой.

Тут же зашипел злобно Жанаев, пояснив сквозь зубы, что коленом об угол ящика саданулся, легкомысленный Середа захихикал и тут же треснулся в темноте лбом о какой-то стеллаж. Окошек в этом сарае не было, темнота была хоть глаз коли. Пришлось пользоваться предусмотрительно захваченными фонариками, аккуратно стараясь не шуметь и не светить в полную меру. Пацаны просто из кожи вон лезли, так им хотелось показать и сабли и патроны, но лейтенант решил, что патроны таскать стоит, а вот шашки погодят. Еще его беспокоило, что останется тропинка натоптанная, а это может даже пьяных караульных навести на подозрения. Пока он распоряжался, ефрейтор с Середой побродили в тесном лабиринте штабелей ящиков, ящичков и здоровенных коробок, подсвечивая себе прикрытым ладошкой фонариком.

Нашли минометные мины в большом количестве, 45 мм. выстрелы к пушкам, но это было не очень нужно, хотя запомнили на всякий случай где поставлено, а вот потом ефрейтор шибко обрадовался и доложил лейтенанту, что в углу ящики с ручными гранатами — есть и феньки и ргдшки.

Вот это было действительно удачной находкой и теперь, встав для удобства цепочкой, аккуратно, почти в полной темноте передавали друг другу деревянные крепко сколоченные ящики с патронами и более аккуратные, покрашенные зеленой краской, гранатные. Накидали за сараем сразу приличную кучку и очень скоро оттуда донесся взволнованный шепот, что больше не утянуть, когда обратно возвращаться придется.

Берёзкин думал недолго, решив, что вытянуть сейчас надо сколько получится, а потом сложить в километре-полуторах, чтобы не мозолить немцам глаза возней на складе. Сачок Лёха постарался отвертеться от погрузки и с умным видом лазал где-то в глубинах, выдавая себя только тусклыми синими отблесками карманного фонарика со светофильтром.

Поиски Лёхи дали мизерные результаты — он нашел какие-то совсем смешные снаряды, которые с гордостью притащил показать Середе, да несколько ящиков со странными гвоздями. Середа брезгливо осмотрел притащенные коротенькие унитары, потом, вытирая вспотевший лоб, сходил с Лёхой и доложил запарившемуся на погрузке лейтенанту:

— Два ящика — по калибру вроде как подходят, тоже 37 миллиметров. Но гильза вдвое короче. На ящиках написано, что Гочкис. Видно к старым пушкам еще царского заема, тащ летнант. Да и по виду — старорежимные.

— И что в смысле делать дальше? — вопросительно уставился на него Берёзкин.

— К нашей пушке в таком виде не подойдут точно. Разве что…

— Ну, давайте короче, сержант, нам тут таскать — не перетаскать.

— Я не уверен, тащ лейтент, но может удастся потом переснарядить, пользуя немецкие гильзы. Когда совсем безрыбье если… Я считаю, надо взять, а потом с Половченей покумекаем. И еще — там под ними ящички с подковами, Тяжелючие, заразы.

— Нам-то подковы зачем? На счастье, разве?

Тут Семенов не удержался и встрял.