Лехнаволокские истории

Он подошел к газовой плитке, не мешая Резнику рассматривать помещение, загрохотал чайником.

— А там вы где живете? — все играя глазами, весело посмотрел он из-под густых черных бровей.

— У одного алкаша, — не скрывая, ответил Резник.

— Впятером? — удивился он.

— Даже всемером, включая хозяина и его старинного приятеля.

Степан присвистнул. После отъезда армянина он заметно оживился, зашевелил довольно пышными усами.

— Тебе тут понравится, — не умолкал ни на секунду, подсовывая поближе к Виктору тарелку с ветчиной и голландским сыром — деликатесами, которые тот не пробовал уже лет, наверное, двести. — Замечательная рыбалка, ягод, грибов — не меряно. Вот погоди, немножко утрясем дела, я тебя за грибами свожу. Любишь грибы?

— А кто их не любит? — усмехнулся Резник.

— Будем лопать кастрюлями каждый божий день. Их тут видимо-невидимо. Тебе как: покрепче? — замер он с заварником над его чашкой.

— Да нет, не очень.

— А я люблю покрепче. Да, если хочешь, у меня чекушечка припасена. Вчера у жены именины были, так я сегодня опохмелиться прихватил.

— Да нет, спасибо, — начинать день со спиртного Виктору совсем не хотелось.

— Ну, тогда ешь, ешь, не стесняйся.

После плотного завтрака Степан оставил Виктора в вагончике.

— Пойду, помозгую, что к чему, а ты потихоньку устраивайся, не спеши. Кровать себе выбери. Я-то на ночь домой уезжаю. Будешь оставаться один, как барин.

Вагончик Резнику приглянулся. Две комнатки: кухня и спальная. В кухне у окна стол, газовая плитка, разделочный столик со шкафчиком над ним, посуда, таз, ведра. В спаленке вдоль смежных стен изголовьями друг к другу приткнулись две деревянные кровати с матрасами, постельным бельем и теплыми одеялами — ночью никак не замерзнешь; но если и проберется невесть откуда холод, тут же рядом — заводской электрический масляный радиатор, как Виктор впоследствии убедился, способный превратить скромные шесть квадратных метров за полчаса в райскую обитель.

Прямо возле двери на табурете — большой черно-белый «Таурас». Пол устлан мягкой ковровой дорожкой. Для полного домашнего уюта только ковров на стенах не хватало.

Резник выбрал себе кровать у дальней стены с двухламповым бра — вечером можно и почитать. Не стал сразу распаковываться, только выудил из сумки рабочую одежду и сразу переоделся. «Я приехал сюда работать, отдохнуть еще успею», — решил он.

33

Комлев рассчитывал выбить у Михалыча подряд на шлакоблочную опояску под домом, так как левый угол его уже «поплыл». А пока им предстояло кинуть девять небольших столбов под веранду.

В рытье ям под фундаменты время летело незаметно. Копать нетрудно: почва болотистая, углубились на два штыка — из-под земли стала просачиваться влага.

— Ничего страшного, — успокоил Степан, — все равно будем насыпать песчаную подушку. Вода даже впрок.

Между делом поставили варить обед, и часам к двенадцати суп из макарон с говяжьей тушенкой вовсю щекотал ноздри. За рюмкой их знакомство продолжилось.

Как выяснилось, Степан был сильно влюблен в родной край, в эти бесконечные непроходимые — особенно к северу — леса, в неохватную взглядом водную ширь многочисленных озер, в причудливые шхеры, в тысячи больших и малых островков, буйно заросших сосенками и елями.

С гордостью вспоминал девчат из кинофильма «А зори здесь тихие», снимавшегося среди берез в здешних болотах.

— Мы буквально табунами ходили на них смотреть, — озорно рассказывал он и усмехался про себя в пышные усы, покряхтывая от удовольствия от воспоминаний. Усы у него, казалось, жили сами по себе, чуть не отлетали, когда Степан особенно расходился в разговоре.

При упоминании Андропова демонстративно ударял себя в округлившуюся грудь:

— Мы, карельчане, никогда его в обиду не дадим!

Запанибратство с бывшим советским генсеком объяснялось просто: во время войны Андропов в Карельском крае долгое время руководил обкомом и после, закрепившись в Москве, не забывал земляков, постоянно им помогал, благодаря чему Петрозаводск на глазах превратился в современный благоустроенный город.

Устоять перед напором Степана мог не всякий, он любил побахвалиться, но не зло, добродушно. Обидеться на него было невозможно, потому что говорил он всегда только о том, что знал наверняка или вычитал в серьезной литературе. А читать он любил. И всё больше историческое. Дома, по его словам, у него была целая библиотека — Пикуль, Валишевский, книги про Сибирь, про русскую династию и, само собой разумеется, про Олонецкий край, ставший теперь Республикой Карелией. На книги денег он никогда не жалел. Даже дорогой экземпляр — все равно отложит и приобретет его во что бы то ни стало.