Лехнаволокские истории

Вскипятив воды и заварив чаю, он как никогда с наслаждением похлебал его вприкуску с бутербродом из пшеничного батона, сливочного масла и голландского сыра. Для человека, еще недавно перебивающегося чем бог послал, это было настоящее удовольствие, можно даже сказать, блаженство. Предыдущее стало казаться вчерашним сном, нелепостью — его отчаяние, тоска по дому, думы о будущем. Теперь для него впереди все стало ясным, светлым, определенным. Его мир перестал рушиться, перестал лететь в тартарары, и Виктор остро почувствовал вдруг, как всех любит: свою жену, дочь, своих родителей, близких друзей и товарищей, далеких от него теперь и вспоминающих, быть может, его не так часто. Он понял вдруг, как сильно он любит донецкую степь, изнеженно раскинувшуюся под теплым, нежным украинским солнцем, заросшие диким разнотравьем терриконы, с которых он когда-то взирал на свой небольшой шахтерский городок летом, а зимой скатывался с них на лыжах. Он понял вдруг, как сильно любит саму жизнь, дарующую, хоть и изредка, неограниченную радость и упоение…

Его ощущения прервал осторожный стук в дверь вагончика. Резник отворил и увидел на пороге соседа по даче напротив. О нем ему также рассказывал Комлев.

Матвей Егорыч был единственной белой вороной на улице: участок достался ему как инвалиду и ветерану войны по распределению еще в застойные времена. Он сам захотел именно в эти края, так как партизанил в здешних болотах, знал каждую тропку, каждую полянку вокруг. Уж сколько «крутых» наезжало к нему и представительных, немалые деньги сулили — продай, чудак человек, чего артачишься! — но тот ни в какую: запало в душу ему место — и всё тут. Сколько нервов потрепал, сколько здоровья угробил, чтобы отстоять свое законное право — не передать словами. Поссорился даже с родными, ведь за те деньги, что ему предлагали, можно было в другом районе две дачи купить. Но Матвей Егорыч тогда уже на принцип пошел — не уступлю, хоть зарежьте! И мозолит теперь глаза всем: как же, вокруг сплошная элита, а расслабиться вроде как с таким соседом не расслабишься — чужие все-таки глаза, неприглядные, лишние.

Резник жестом пригласил соседа войти.

— Входите, Матвей Егорыч, не стесняйтесь.

Резник познакомился с ним еще утром, они с Комлевым брали с из бочки Егорыча воду для заливки песка (Казарян к себе еще не подвел).

— Может, чаю? — предложил Резник по-соседски.

— Можно и чаю, — не стал отпираться Егорыч, и Виктор налил ему в синюю пиалу Комлева. — Сахар кладите сами, чувствуйте себя как дома.

О цели его визита Резник мог только догадываться, но уже знал, чего бы тот ни попросил, он бы его выручил — Егорыч приглянулся ему при первой же встрече. Добрый, отзывчивый человек, не глядящий на чужака с подозрением, а ведь Резник в этих краях чужой.

— Я вот что хотел тебе предложить, Витенька. Я тут кур держу немного, картошка есть. Тебе ж все это покупать надо, а то я бы тебе подкинул немного.

Резник поблагодарил за щедрость, но ему как-то неловко было брать у того что-либо. На что Егорыч ответил, что не стоит беспокоиться, все стало бы нормальным, если бы тот выручил его цементом.

— А! — даже усмехнулся Резник. — Так вам цемент нужен? Вы бы так сразу и сказали. Много?

— Да с полмешочка, если можно.

Резник вспомнил, что в доме видел несколько початых разодранных мешков с цементом. На стяжку их все равно не хватит, заказывать придется дополнительно.

— Идемте, — поднялся он, — перенесу вам мешок.

Матвей Егорыч вышел вслед за Резником во двор. Стемнело, и лишь в нескольких дальних дачах светились окна.

— Показывайте, куда нести, — сказал Резник и вскинул бумажный мешок на грудь.

Через полчаса в его кастрюле варилась курица, ароматом своим возвращая его к дому. Мясо показалось особенно вкусным, скорее всего оттого, что он давненько ничего подобного не ел.

На ночь он еще прочитал страниц десять о Пушкине и уснул глубоким безмятежным сном, как человек, у которого все наладилось. По крайней мере, налаживается. Очень хотелось в это верить.

36

Первая машина с бетоном, как Степан и предполагал, приехала только к одиннадцати. Они не стали дожидаться обеда и подкрепились перед её прибытием.

Бетон оказался свежим, вязким. Предусмотрительный водитель посыпал кузов опилками, и после двух-трех ударов ломами, слипшаяся масса легко сползла вниз на подложенные Степаном железные листы.

Иные машины приходилось разгружать полчаса, а здесь — десять минут и готово. Оставалось только зачистить борта и выскрести днище кузова.

Степан не упустил случая перекинуться с водителем словом и вспомнить старые добрые времена. Несмотря на то, что Степан уже давно не работал, казаряновских рабочих знал почти всех: многие из них раньше трудились в том же управлении. Казарян одного за другим постепенно переманил к себе.

Два куба раскидали за пару часов с передыхом на чаепитие. Следующую машину приняли в три, но бетона в ней оказалось поменьше. Степан прикинул, что часам к пяти вечера закончат.