Лехнаволокские истории

— Если б знал, как много на охоте зависит от ружья, — продолжал он. — На что — на что, а на снаряжение я никогда не скупился. Эту винтовочку купил еще в застойные времена. На весь Петрозаводск их тогда привезли что-то около пяти или семи единиц, опытные образцы. И мне неожиданно подфартило: досталась одна. По тем деньгам отвалил за нее — поверишь ли — рублей семьсот. При том, что тогда за такие деньги можно было купить, по крайней мере, два тяжелых мотоцикла. Но если речь шла о нужной вещи… Да я той же осенью на охоте набил столько, что с лихвой окупил и винтовку, и патроны в придачу. Такое ружье еще поискать!

Комлев все не мог налюбоваться своим ружьем. Тут и Юрка подоспел. Велосипед оставил дома, дорога все равно проходила через деревню.

— Ну что, едем? — спросил, уважительно глядя на Комлева, такого внушительного — с ружьем в руке, с ножом на поясе, с вышколенной собакой у ног.

— Конечно, — сдержанно кивнул Степан.

Выехали на его «Жигуленке». За магазином свернули на Суйсарь и минут за пятнадцать добрались до опушки леса. Съехали с трассы на грунтовку, еще через пару километров остановились и выбрались из машины.

Лес — влажный от только что прошедшего дождя, дремучий, густой — корни, стволы, ветви переплелись так, что без сноровки не поймешь, где тут осина, где лиственница, где сосна с елью. Кроны сомкнулись, — день, а темно, как поздним вечером. Под ногами — черный, как сажа, торф. В таком лесу только сказке рождаться. Треснет ли под ногой сухой валежник, в глубине леса залопочет что-то на непонятном языке залетная птица или сладкий аромат дикой розы въестся в ноздри — почувствуешь, что больше не сможешь спать спокойно, опьяненный этой волшебной сказкой.

И пока Комлев с Юркой и Финкой кружили по лесу, Резник бродил неподалеку, собирал грибы, ел ягоды, наслаждался свежестью и чистотой лесного воздуха.

Финка, казалось, сразу взяла след волчицы. Собака умная, опытная. На охоте никогда не позволяла себе постороннего. Даже будучи голодной, в первый черед несла добычу хозяину. А уж дичь или какого-либо другого зверя чуяла за версту. Замрет на трех лапах, поднявши одну из передних, навострит уши, — Степан тут же останавливается, глохнет, шарит глазами по кустам да по веточкам: где-то прячется охотничья радость.

Но сегодня не до забав: не на простой промысел с Финкой вышли — на терзающего округу матерого зверя. Хороша Финка: не сбивается с волчьей тропы, даже логово ее отыскала. Но хитра и волчица: запутала следы, заморочила своим преследователям головы, — как предчувствовала, что будут её искать.

Часа два напрасно пролазили по лесу горе-охотники. Волчицы словно след простыл. Не глупа: в открытую сражаться не собирается.

— Что ж теперь делать? — сокрушался Юрка-хохол. — Она меня в покое не оставит. Рано или поздно заявится, снова мстить будет.

— Да не терзайся ты, — успокаивал Юрку Степан. — Она уже поняла, что её ищут — побоится сунуться в деревню. Вот увидишь.

Юрке мало верилось.

Вернулись в поселок. Виктор с Юркой сошли у магазина, Степан поехал домой.

— Зайдешь ко мне? — спросил Юрка Виктора.

— Да нет, пойду, завтра рано вставать.

Попрощались. Виктор вернулся на дачу армянина, Юрка, расстроенный, отправился к себе.

— Ну что? — прямо с порога спросила жена.

— Впустую, — безнадежно развел он руками. — Она как чувствует все. Как знает, что мы именно её ищем.

Ночью Пальма опять заходилась истошным лаем, рвалась с цепи, подвывала. Юрка проснулся, вылез из-под одеяла, накинул на плечи телогрейку, вышел во двор, посветил фонарем на Пальму, на огород, на кусты за огородом. В зарослях как будто что-то промелькнуло. Волчица? Так просто Пальма бы не голосила.

«Жаль, ружья нет», — подумал Юрка, снял с Пальмы ошейник.

— Ну-ка, возьми её, подружка!

Собака в присутствии хозяина осмелела, кинулась на огород. Но тут же отступила, в заросли не полезла, лаяла в темноту, то и дело оборачиваясь назад — не ушел ли хозяин.

С полчаса волчица дразнила Юрку и Пальму, потом, в конце концов, ушла. Собака еще вытягивала настороженную острую морду в сторону огорода, шевелила носом, ненадолго замирала, лаяла для проформы, но Юрка уже видел: нет причины дальше стараться.

Начали пробиваться звезды. Расплывчатые силуэты деревьев, забора и сараев, не затушеванные чернотой, стали более четкими. Пальма уже только плюхала набившее оскомину «гав, гав», труся перед хозяином костлявым телом.

После каждого короткого «гава» она косилась на Юрку в ожидании похвалы. Но он не обращал на неё внимания, зорко всматривался в сумерки, пытаясь отыскать злодейку, однако нигде её видно не было. В это раз она не отважилась разбойничать в наглую.

Юрка побрел к дому, Пальму оставил непривязанной, опасался судьбы Айны, хотя Айна и отвязанная не сумела бы постоять за себя: ей минул только третий месяц, совсем щенок. Пальма не доставала до её конуры. Конуру Айны Юрка поставил у самого огорода, под забором. Пальма спала обычно возле дома, охраняла вход, поэтому ничего не могла сделать. Только лаять, рвать цепь и скрести входную дверь острыми когтями.