Лексикон (СИ)

Таинственная машина Лидделла представляла собой колоколообразную камеру высотой в два человеческих роста; множество трубок и проводов исчезали в её верхушке – а примерно посередине бронзовый цилиндр опоясывало толстое, покрытое слоем обмоток кольцо. Принесли носилки с раненым. Инженер отпер небольшую дверцу в боку машины. «Потерпи, Робби, скоро всё будет хорошо» – приговаривал один из матросов, затаскивая умирающего внутрь. Дверцу закрыли; Лидделл по очереди перевёл несколько рубильников на стенной панели. За переборкой стала набирать обороты электрическая машина – Ласка узнала этот нарастающий вой. Дрогнули и поползли по шкалам стрелки приборов. Пришло в движение опоясывающее камеру кольцо: оно вращалось всё быстрее и быстрее, одновременно перемещаясь вверх-вниз, выбрасывая снопы искр.

– Эй! Выпустите меня отсюда! Джонатан, открой! – донесся вдруг сквозь электрическое шипение слабый голос; по металлу забарабанили кулаки.

– Вы что не слышите?! Откройте! – Ласка вцепилась пальцами в плечо инженера.

Лидделл обернулся, лицо его покрывала испарина.

– Уже слишком поздно! Процесс нельзя остановить!

Камера теперь была похожа на колонну холодного голубого огня. Треск стоял такой, что закладывало уши. В воздухе распространилась резкая озоновая вонь, пол под ногами вибрировал и содрогался.

– Я не хочу умирать! Выпустите! – вопли несчастного резонировали в тесной металлической камере, рождая жуткий эффект. Стрелка большого манометра на приборной панели ушла в красный сектор. Спустя несколько секунд сработали автоматические клапаны – и перегретый пар хлынул внутрь колокола. Истошные крики страдальца невозможно было вынести. Ласка изо всех сил прижала ладони к ушам – но заглушить эти звуки, казалось, невозможно… Лидделл прикусил губу. Вопли Робина меж тем перешли в визг – уже совершенно нечеловеческий: его тембр, казалось, минует органы слуха, ввинчиваясь прямиком в мозг… Ласка присела на корточки, обхватив себя руками, не в силах даже двинуться с места: жуткий звук парализовал её волю. Она так и не поняла, когда всё закончилось – а может, просто потеряла на время сознание, выпав из реальности… Во всяком случае, вдруг оказалось, что ужасные крики прекратились, а сверкающее кольцо замедляет движение. Вот оно повернулось в последний раз – и остановилось. Зашипел сбрасываемый пар.

– Ну как? – в дверь просунулась голова Стерлинга. – Готово?

– Мощности едва хватило... – недовольно поморщился инженер.

– Что поделать, старина; корабль повреждён…

Ласка слышала их голоса как сквозь вату. Лидделл надел толстые стеганые рукавицы, отпер засовы и отворил дверцу камеры. Оттуда повалил пар; а в следующее мгновение девушка заметила в глубине пульсирующее розовато-голубое свечение: это билось сердце новосотворенного призрака.

Капитан посторонился, и в «родильню» вошли двое «стим бойз». Ласке показалось, что они ступают с некоторой торжественностью. Подойдя к колоколу, призраки осторожно извлекли на свет своего нового товарища. Он с трудом сохранял очертания: составляющий его тело пар то и дело расплывался, терял форму – чтобы в следующий миг вновь обрести антропоморфные черты…

Стерлинг ухмыльнулся.

– Ну прямо как горячий пирожок из печки! Ничего, скоро придёт в норму – у них это быстро… Джонатан, Лэсси, позаботитесь о теле?

– Да, конечно…

– О каком теле? – не поняла Ласка.

Лидделл указал на камеру. Девушка всмотрелась… На полу колокола лежал скрюченный труп. Человека, обваренного паром, ей уже доводилось видеть: перед внутренним взором живо встал Петрик с белыми невидящими глазами. Но этот мертвец был не просто обожжен; он был сварен заживо! Ласке почудилось, будто она различает запах мясного бульона… К горлу подкатил комок рвоты; невероятным усилием воли она сдержалась – и облокотилась о переборку, чтобы не упасть. Перед глазами всё плыло…

– Ладно, я сам займусь этим… – вздохнул инженер. – Принесите-ка мне суровых ниток.

Тело Робина погребли по морскому обычаю: зашили в кусок парусины, привязали к ногам прогорелую решетку колосника и бросили за борт. Волны Гудзона сомкнулись над ним.

***

Стерлинг в то утро напрасно боялся повторной атаки «Немезис». Матросов и офицеров воздушного линкора занимали другие дела. Горячка боя схлынула – и пострадавшие в полной мере ощутили боль от ран и ожогов. Корабельный лазарет не смог вместить всех; ряды матрацев были разложены в коридорах, ярко-розовую обожженную плоть обкладывали хлопком, смоченным в масле, чтобы хоть как-то уменьшить страдания. Запасы морфия истощались с пугающей быстротой: добрая четверть имевшихся в распоряжении Мак Дули людей оказалась выведенной из строя. В этих условиях командор принял единственно возможное решение.

– Мы прекращаем преследование, сэр! – заявил он французу. – Раненые нуждаются в медицинской помощи, а «Немезис» – в ремонте.