Лекции и интервью

С тех пор прошло шесть месяцев, и она ничего не слышала о Кастанеде. Когда я ей сказала, что сегодня встречаюсь с ним, она попросила меня передать ему свою визитную карточку. Я хотела еще успеть купить последнюю книгу Кастанеды! и обошла несколько книжных магазинов. Все другие его произведения были на полках, кроме последнего тома. Издание было раскуплено, а следующее — в мягкой обложке — должно было появиться только в начале сентября. Так я и не купила книгу и, поскольку назначенное время приближалось, поспешила домой.

Без пяти четыре зазвонил телефон. Мне сразу пришла в голову мысль, что это он звонит, чтобы отменить встречу. Но нет, Кастанеда просто ошибся.

   — Я перепутал Ocean Avenue с Ocean Park и нахожусь сейчас на Wilshire Boulevard. Как мне лучше проехать к вам?

К счастью, он находился совсем недалеко.

Было пять минут пятого, когда мне сообщили из приемной, что Кастанеда пришел. На экране монитора, связанного с вестибюлем, можно было видеть посетителей, но изображение было не совсем четким. Я ожидала его у двери, и, когда он подошел, мы приветствовали друг друга крепким рукопожатием. Я поблагодарила его за приход. Кастанеда широко улыбнулся. Я представила ему мою сестру, мою дочь и одну из племянниц. Каждый раз он легко кланялся и бормотал привычные формулы приветствия, пожимая им руку.

Мы прошли в гостиную. Он уселся на диване, положив возле себя свой дипломат из коричневой кожи. Казалось, он чувствует себя совершенно непринужденно, не скромничал, но и не демонстрировал своего превосходства. Он вновь взял инициативу в свои руки и спросил нас, чем мы занимаемся в Соединенных Штатах. Он стал рассказывать о своих поездках в Испанию, где бывал несколько раз. Через несколько минут девочки собрались уходить. Кастанеда поднялся, чтобы с ними попрощаться. Его поведение соответствовало всем обычным правилам приличия, но при этом он был полностью расслаблен, как если бы был у себя дома, и необычайно разговорчив.

Он казался не старше пятидесяти лет, и его рост был, по моим оценкам, немногим больше метра шестидесяти. Он был худощав, атлетического телосложения, его движения отличались проворством. Его густые седые волосы немного курчавились; одна прядь ниспадала на лоб. Кожа была немного желтоватой, глаза большие, карие, почти черные. Они становились влажными, когда он смеялся, а делал он это очень часто. Рот был большой, с красиво очерченными губами, нос средней величины, на конце немного сплющенный. Он говорил на прекрасном испанском, только в рокочущем «р» чувствовалось влияние английского. Он использовал много мексиканских выражений и некоторые аргентинские речевые обороты, но никакого определенного акцента не имел. На нем были темные брюки, светлая рубашка с короткими рукавами и спортивные туфли.

Он непринужденно откидывался на спинку дивана, чтобы в следующий момент вновь выпрямиться и придвинуться к самому краю сиденья, чтобы подчеркнуть смысл сказанного. Он много жестикулировал, особенно когда пародировал самого себя, показывая, как он старался показаться важным перед высмеивающим его доном Хуаном.

— Когда я упрекнул его, что он меня совсем не уважает, — рассказывал Карлос, — и попросил его вести себя со мною так же уважительно, как я веду себя с ним... — При этом он приподнялся и разыграл всю сценку: голос звучал на повышенных тонах, лоб нахмурен так, что брови почти сошлись в переносице, губы сжаты. Он принял выражение достойного, уверенного в своей правоте человека. Потом он повернулся в сторону, как если бы дон Хуан стоял рядом с ним и он высказывал ему свое требование.

   — Дон Хуан упал на землю, и деревья вокруг содрогнулись от его смеха.

Видимо, ему действительно доставляло удовольствие вновь представлять себя объектом насмешек старого яки. Я установила также, что каждый раз, когда он цитировал дона Хуана — а делал он это каждые десять минут, — он всегда говорил о нем с необыкновенным уважением, огромной любовью и глубочайшей скромностью.

При этом он проявил недюжинные актерские способности, похожие на те, какими обладал дон Хуан в его книгах. Когда он вспоминал о своем пребывании в Испании, он начинал говорить с акцентом и, улыбаясь, представлял себя:

   — Don Carlos del Valle y de la Herradura.

Да, очень общительный человек, этот Кастанеда. И полон неожиданностей. Даже без просьб с моей стороны он начал вдруг рассказывать о своей семье и группе, которой он руководит. Этот рассказ часто прерывался анекдотами, большинство из которых касались его учителя.