Арабо-мусульмане себя навязали, и чаще всего через войну, это также потому, что они встретили народы, которые быстро обратились (в ислам). По своей воле или насильно. Перед лицом многочисленных агрессий ислама различные религии сдали свои свободы и согласились стать «dhimmis» — сюжетами ислама, существами низшими по определению, с минимальными правами и платящими налог.
Верующие становились униженными существами.
Сопротивляющиеся, если таковые имелись в те эпохи, были вырезаны.
Что следует сказать сегодня: единственное средство победить эту религию — вооружить себя духовно и вести религиозную битву. Физическое сопротивление ведь и запрещено — и невозможно.
Часть толерантности, но толерантность в завышенной дозе.
Сродни изуверству, показному в случае римских пап, которые раз в году омывают ноги бездомным бродягам. Своего рода покаяние за грехи европейских завоевателей. Мои современники навидались изуверских сцен встреч мигрантов на европейских вокзалах.
Сцен подношения мигрантам цветов, еды и одежды. Впоследствии мигранты показали свой нрав, агрессивных и опасных нахлебников, однако у части современных европейских населений (особенно у адептов левых партий в Европе) эйфория по поводу мигрантов не прошла или проходит крайне медленно.
На смену цветам и объятиям с поцелуями, правда, пришла ожесточённая терпимость. Готовность, сцепив зубы, терпеть годами до тех пор, пока мигранты усвоят традиции и поведение коренного народа, живущего на земле, куда они явились.
Всё дело в том, что, несмотря на готовность таких европейцев, они никогда не дождутся адаптации мигрантов в странах, куда мигранты явились как птенцы кукушки.
Дело в том, что в последние годы мусульмане (а подавляющее число мигрантов — мусульмане) преисполнились гордыни, победы халифата (пусть халифат и одолели крестоносцы) возвысили мусульман в собственных глазах. Позволили им считать себя (мусульман) превосходящей религией. Над головами их незримо реет их великий вождь — Аллах. Аллах превратился в политического вождя мусульман, то есть мигрантов.
В то время как бессильного Христа снимают неживого с креста, могучий Аллах грозно присутствует везде, непокорённый.
У «крестоносцев» — христиан — такого вождя нет.
Мусульмане явились в Европу не для того, чтобы работать, как делали их отцы на европейских заводах и фабриках. Они явились для того, чтобы заселить европейские страны и сделать их странами Аллаха.
«В Европе нет пустынь, в ней удобный средний климат, Европа богата… Европейцы эксплуатировали нас, теперь пришла наша очередь их эксплуатировать» — приблизительно так рассуждают мигранты.
Вульгарная арифметика калькуляции в голове гэдээровской тётки Ангелы Меркель, желавшей, приглашая мигрантов, омолодить немецкий рабочий класс, оказалось, не работает. По полному отсутствию у мигрантов желания трудоустройства. Цифра за 2016 год поразительна и красноречива: из полутора миллионов мигрантов, прибывших в Германию в 2015–2016 годах, устроились на работу лишь 42 тысячи человек.
Красноречиво, да? Цифра красноречивая?
Они не приплыли в землю обетованную, чтобы здесь работать, разрывая мышцы. Они приехали хорошо жить. У самых идеологизированных из них имеется обоснование их паразитизму: историческая несправедливость по отношению к ним европейцев — вначале крестоносцев, затем колониальных режимов и в новейшее время несправедливыми правозащитными войнами — даёт им моральное право на паразитизм. Но моральное обоснование необходимо немногим, самым развитым из них. Неразвитое большинство приплыло, следуя инстинктам.
Не заботит их и проблема богатств земли обетованной. Проблема того, что кто-то должен обеспечить непрерывное поступление этих богатств, для поддержания Европы в богатом состоянии земли обетованной вновь прибывшие обязаны трудиться. Но у них нет понимания того, что без пополнения их трудом богатств Европы Европа обеднеет и довольно быстро станет грязной Африкой, откуда они убежали.
Оборудование современных заводов сломается и проржавеет, поля будут вытоптаны, города одряхлеют и здания начнут разваливаться.
Новоприбывшие не настолько умны и развиты, чтобы понять это.
Они уже разочарованы тем, что их заставляют трудиться, у них детская обида в глазах.
Мне лично трагически интересна та агрессивная бодрость, с какой они рвались и рвутся по-прежнему в Великобританию. Глядя на неё, недоступную, из лагеря с громко говорящим названием «Джунгли». Они что, в самом деле верят в то, что в Великобритании их жизнь будет иной, чем она есть во Франции, департаменте Па-де-Кале? Объясняется их тяга в Великобританию, вероятно, очень просто. Им говорили и говорят живущие в Великобритании их единоплеменники, что там хорошо, множество мечетей (но и во Франции мечетей немало), все свои вокруг в гетто для мигрантов.