Лекции о Спинозе. 1978 – 1981

Я экспериментирую здесь и теперь над тем, что я вечен, то есть что я представляю собой интенсивную часть или степень потенции, не сводимую к экстенсивным частям, которые я имею, которыми обладаю. И получается, что когда я лишаюсь экстенсивных частей (= смерть), то это не касается интенсивной части, каковой я являюсь от века. Я экспериментирую, что я вечен. Но опять-таки при одном условии – при условии, что я возвышусь до идей и аффектов, придающих этой интенсивной части актуальность. Именно в этом смысле я экспериментирую над тем, что я вечен. Стало быть, это – экспериментирование, которое означает вечность или некое сосуществование, а не бессмертие и некую последовательность, то есть отныне в своем существовании я экспериментирую над несводимостью интенсивной части, какую я представляю собой от века, какой являюсь вечно, к экстенсивным частям, каковыми я обладаю в форме длительности. Но если я не актуализовал ни свою сущность, ни даже свои отношения, если я застрял на уровне закона экстенсивных частей, сталкивающихся друг с другом извне, – в этот вот момент у меня нет даже представления об экспериментировании над тем, что я вечен. В этот самый момент, когда я умираю, – да, я утрачиваю наибольшую часть самого себя. И наоборот, если я сохранил свою интенсивную часть, пропорционально наибольшую, то что это означает?

Здесь, очевидно, существует небольшая, но ощутимая трудность. Она вмешивается, если угодно, в своего рода пропорциональный расчет экстенсивных частей, которые я имею, и интенсивных частей, какими я являюсь. Это трудно, поскольку между двумя смыслами слова «части» нет общей природы. Итак, как мы можем сказать, что одни или другие части являются бóльшими или меньшими по природе? Спиноза говорит нам: когда я умираю, иногда то, что умирает, а именно экстенсивные части, которые куда-то уходят, – то, что от меня отмирает, в некоторых случаях представляет собой наибольшую часть, а в других случаях эта часть довольно незначительна, довольно мала. Итак, необходимо, чтобы интенсивные части и части экстенсивные имели своего рода общий критерий, чтобы подчиниться этому правилу пропорции, – иными словами, перед нами два крайних случая: либо экстенсивные части, которые исчезают, образуют наибольшую часть меня самого, либо же, наоборот, они образуют лишь малую часть меня самого, потому что интенсивная часть составила наибольшую часть меня. Ладно, мы не можем идти дальше, можем только предположить, что нам самим в нашем существовании выпадет случай установить эту разновидность расчета пропорции, пропорции в устаревшем смысле слова.

Надо было бы сказать, да, что является важным в жизни. Что важно? Критерий важности… Чему вы придавали важность? Необходимо почти всегда пользоваться критерием важности. Именно так! – Это важно, это неважно! Необходимо даже чуть ли не превратить его в критерий существования! Что люди считают важным в своей жизни? Важно ли выступать по радио? Важно ли собирать коллекцию марок или же иметь хорошее здоровье? Что такое счастливая жизнь в том смысле, что когда кто-нибудь умирает, он говорит себе: «В конечном счете я, в общем и целом, сделал то, что хотел»; я сделал почти все, чего хотел или желал. Да, вот это хорошо. Что это за любопытное благословение, которое мы можем дать самим себе и которое противоположно самодовольству? Что означает эта категория, «важное»? Да, согласен, это сбивает с толку, но это «неважно». Что такое этот расчет? Не категория ли «примечательного» или «важного» позволила бы нам рассчитать пропорции между двумя несводимыми смыслами слова «части»? То, что зависит от интенсивной части меня самого или вытекает из нее, и то, что, наоборот, отсылает к экстенсивным частям, какие я имею.

Случай преждевременных смертей