Лекции об искусстве

Насколько верно предположение, что этот пейзаж похож на древнюю Aricia, нынешнюю La Riccia вблизи Albano, я не берусь решить, так как знаю, что большинство городов, изображаемых старыми мастерами, столько же похожи на одно место, сколько на всякое другое, но это, во всяком случае, город, стоящий на горе, с тридцатью двумя кустами совершенно одинаковых размеров и с одинаковым приблизительно числом листьев на каждом. Все эти кусты одинакового цвета, именно тусклого и непрозрачного коричневого, который переходит в зеленоватый в местах, обращенных к свету; в одном месте обнажился кусок скалы, который в природе был бы, конечно, холодным и серым рядом с блестящим цветом листьев и который, находясь, сверх того, совершенно в тени, весьма основательно и научно ввиду всего этого окрашен в светлый, приятный для взора и настояиций кирпично-красный цвет, представляя собою единственное подобие колорита во всей картине. Передний план представляет собой дорогу, которая изображена серо-зеленым цветом для того, чтобы уверить в том, что она ближе к зрителю, ярко освещена и, как можно рискнуть предположить, обильно покрыта растительностью, обычной на проезжих дорогах, и правдивость этой картины пополняется пятнами на небе на правой стороне с присоединенным к ним стволом одинакового с ними умеренно коричневого цвета.

Мне пришлось недавно спускаться как раз по этому месту проезжей дороги, именно при первом повороте, после того как покинешь Albano, встречая немало задержек благодаря достойным последователям старинных типов Вейенто[40].

§ 2. При сравнении с действительным видом

Была ужасная буря, когда я покинул Рим; над всей Кампаньей мчались серные синие тучи, разражаясь от времени до времени громом, и лучи солнца, пробиваясь сквозь них, скользили по развалинам Клавдиева водопровода, озаряя его бесконечные арки, словно мост хаоса. Но когда я взбирался по длинному склону Албанской горы, гроза умчалась на север, и прекрасные контуры зданий Albano, его дубовые леса с их манящим мраком обрисовались на ясном фоне с перемежающимися голубыми и янтарными полосами, и над последними остатками дождевых облаков мало-помалу засияло дальнее небо, играя дрожащими лазурными переливами, полуэфирными, полуросистыми. Полуденное солнце спускалось по скалистым склонам La Riccia, и массы переплетающихся высоких листьев, осенние краски которых смешивались с влажной зеленью миллионов вечно-зеленых елей, были залиты и солнцем, и дождем. Здесь не было цвета; это было целое зарево пожара. Пурпурные, алые, ярко-багряные, словно занавес в скинии Завета, торжествующие деревья спускались в долину, утопая в потоках света, каждый листок трепетал и горел жизнью и молодостью, то вспыхивая ярким факелом и отражая солнечный луч, то загораясь изумрудом, когда луч, скользнув по нем, перебегал к следующему листу. А там в самой глубине долины зеленые аллеи сплетались в могучие своды, словно бездны между величавыми волнами неведомого хрустально-чистого моря; по краям их, словно вместо пены, рассыпались виноградные кисти; кругом них качались в воздухе серебристые ряды померанцовых веток, словно миллионами звезд усеяв серые стены скалы — звезд то потухающих, то вспыхивающих, смотря по тому, наклоняло ли их или приподымало легкое дыхание ветерка. Каждая прогалина, покрытая травой, горела, словно золотое дно неба, неожиданно сверкая, когда листья то расступались, то смыкались над ней, подобно тому, как сверкает молния в облаках во время солнечного заката. Темные неподвижные скалистые массы, темные, хотя и сияющие алыми мхами, бросали свои спокойные тени на эти мятежные лучезарные прогалины; внизу фонтан, обдающий свой мраморный бассейн облаком голубой пыли и шумящий своим беспокойным порывистым шумом, и над всем этим многочисленные полосы янтарного и розового цвета, священные облака, в которых нет мрака, которые существуют только для того, чтобы освещать, виднеются в огромных промежутках, отделяющих сферические сосны, окаменевшие в своем торжественном покое; эти облака плывут, пока не потеряются в последнем, белом, ослепительном свете бесконечной линии, где Кампанья расплывается в сияющее море.

Кто же правдивее в изображении этого вида — Пуссен или Тернер? Сам Тернер в своих даже наиболее смелых и поразительных усилиях не мог бы приблизиться к действительности.

§ 3. Сам Тернер уступает природе в блеске