Лекции об искусстве

Только следует заметить, что у художников эта живость не всегда бывает изменчива. Желательно, чтобы это было так, но быть подвижным в живописи не так-то легко. Поверхностность мысли не способствует подобной подвижности, быстрота в работе — оригинальности. Как бы там ни было в литературе, легкость не может служить в искусстве достоверным признаком способности воображения. Художник, который выполняет множество полотен, не всегда обнаруживает, даже в сумме всех своих произведений, широчайшую затрату мысли[102]. Я видел всего четыре произведения Джона Льюиса на стенах выставки акварелистов; я насчитал сорок других художников, но в конце концов нашел, что сорок были повторением одного, a те четыре — концентрацией сорока. И потому я серьезно стал бы спорить с нашими художниками по поводу их утверждений, что они ставят себе за правило никогда не повторяться; ибо тот, кто никогда не повторяется, не может произвести неограниченного числа картин, и тот, кто ограничивает себя в числе, оставляет себе, по крайней мере, возможность к совершенствованию. Кроме того, всякое повторение есть унижение искусства; оно сводит головную работу к работе рук и обнаруживает в художнике некоторую уверенность в том, что природа может быть исчерпана и искусство усовершенствовано; быть может, даже им исчерпана и им усовершенствовано. Все копировальщики заслуживают презрения, но копировальщик самого себя всего более, так как у него самый дурной оригинал.

Таким образом, всякая картина должна быть нарисована с серьезным намерением вызвать в зрителе какую-либо возвышенную эмоцию и показать ему особенную, но возвышающую красоту. Пусть предмет будет старательно выбран, пусть он заключает в себе намек на это чувство, пусть будет наполнен этой красотой, эффекты света и красок должны быть таковы, чтобы гармонировать друг с другом, небо должно быть не вымышлено, а взято из действительности; в самом деле, всякое так называемое изобретение в ландшафте есть ничего больше, как умело примененное воспоминание из действительности, и хорошо постольку, поскольку оно отчетливо. Затем подробности переднего плана должны быть изучены в отдельности, в особенности те растения, которые принадлежат специально данной местности; если здесь встречается что-нибудь такое, хотя бы и не важное, чего не встречается в другом месте, то оно должно занять главное положение, так как другие подробности, высшие образцы идеальных форм[103] или характерных черт, которые ему нужны, художник должен выбирать из своих прежних этюдов или только что изготовленных специально для данной цели, предоставляя чистому воображению как можно меньше, — в сущности ничего, кроме их связи и распределения. Наконец, когда его картина таким образом окончательно выполнена во всех своих частях — пусть он отделывает ее как ему угодно; пусть, если хочет, окутает ее туманом, мраком или тусклым и неясным светом — смотря по тому, что ему предписывает и к чему побуждает сильное чувство или мощное воображение; формы, изображенные однажды с такой тщательностью, будут всегда, когда бы они ни встретились, выходить поразительно правдиво, и неопределенность, окутывающая их, скорее увеличит, чем уменьшит эту правдивость и воображение, укрепленное дисциплиной, вскормленное правдой, дойдет до высочайшего творчества, которое только возможно для конечного разума.

Художник, который работает таким образом, скоро увидит, что он не может повторить себя, если бы и хотел; что перед ним — все новые области исследования, новые предметы созерцания, открывающиеся для него в природе изо дня в день, и между тем как другие жалуются на слабость своей изобретательности, ему приходится жаловаться только на краткость жизни.

А теперь еще одно замечание по отношению к великому художнику, произведения которого составили главный предмет настоящего сочинения. Высочайшие качества этих произведений еще недостаточно затронуты.

§ 24. Долг прессы по отношению к произведениям Тернера

Доказаны только их подражательные преимущества, и потому энтузиазм, с которым я говорю о них, должен по необходимости показаться чрезмерным и нелепым. Быть может, было бы благоразумнее высказывать свое мнение, только вполне обосновав его, но раз оно высказано, то пусть остается, пока я его не обосную. A кроме того, я думаю, что уже и на предыдущих страницах достаточно показано, что эти произведения стоят, насколько это относится к обыкновенной журнальной критике, выше всякого порицания и выше всякой похвалы, и публика должна рассматривать их как предмет или материал не мнений, a веры. Мы должны приблизиться к ним не затем, чтобы наслаждаться, а чтобы учиться, не затем, чтобы составить суждение, а чтобы получить урок.