Лекции по античной философии. Очерк современной европейской философии

Греки формулируют его так (сейчас мы очень странным образом подошли к особенностям философского языка, которому надо нарушить все особенности нашего эмпирического языка): понимать можно только бытие, а небытие понимать нельзя. Более того, греки выражают это такой формулой: бытие есть, и есть только бытие, а небытия нет, и небытие невозможно даже высказать на нашем языке. Очень странная формула. Это одна из первых, почти магических по своей непонятности философских формул. Обычно историки философии отсчитывают начало философии от этой формулы, поскольку они вообще считают, что философия начинается с понятия бытия. Всякая первофилософия (как в смысле своего исторического возникновения, так и в смысле всего последующего) остается фундаментальным ядром всяких других отраслей, или разветвлений, философии; они все разветвляются (скажем, теория познания, этика и прочее) вокруг одного ядра: учения о бытии. Все начинается с бытия, но начинается странной формулой: то, что мы можем понять, есть бытие, и только бытие мы можем понимать, небытия нет, и мы не можем его даже высказывать.

Попробуем понять, что это значит. Прежде всего, здесь нарушены все правила нормального человеческого языка. «Бытие есть» — это то же самое, что сказать «масло масляное», это тавтология. Далее, сказать, что небытия нет, — это тоже тавтология. (Все, что я говорю, почти буквальные цитаты, хотя от греческих текстов почти ничего не сохранилось, кроме платоновско-аристотелевских текстов[11]*, так что цитаты из Парменида — «со щепоткой соли».) Поскольку небытия нет в том смысле, что мы его не можем даже высказать, то тем самым мы должны принять неприемлемую вещь: мы не способны заблуждаться, не способны высказать ложь. Что это значит? Мы же эмпирически знаем, что человек заблуждается, отклоняется, ведь известны факты, что люди могут неистинно мыслить, врать, совершать зло, а Сократ говорит (я делаю еще один шаг, немного усложняя дело), что человек, знающий добро, не может делать зло[12]*. Это тоже полностью противоречит нашему эмпирическому опыту: мы знаем, что люди, очень умные, знающие, вполне сознательно делают зло и что вообще делание зла или существование зла от добра или знания добра и истины не зависит. А философы утверждают такую странную вещь. Непонятно. Попробуем на уровне простейших ассоциаций, связанных со словами «бытие», «небытие», «зло», «истина», «добро», разобраться прежде всего в этом особом смещении мозгов, которое мы называем философией.

Скажем, небытия нет и высказать его невозможно. (В каком смысле? Невозможно, что ли, несуществование предмета? Слово «небытие» на нашем языке означает, что этого предмета нет — меня может не быть перед вами, вас может не быть передо мной, ясно ведь, в каком смысле «нет».) И более того, мы даже помыслить не можем небытие, — здесь очень сложная и одновременно очень простая вещь. Она простая в том смысле, что она фундаментальная: если не ухватил ее, все остальное бессмысленно, понять невозможно, и даже не стоит стараться.

Повторяю, философия не дает никаких знаний, она ничего не сообщает, поэтому запомнить ничего нельзя, хотя и есть толстые книги. Философия может лишь сообщить определенный способ мысли, который должен постоянно воссоздаваться каждым человеком на собственный страх и риск. Существует особая категория явлений — самооснóвных явлений: они основание самих себя содержат в себе. Такова, например, фигура героя в том смысле слова, в котором она впервые возникает в классической античной культуре: герой — тот, кто не участвует в сцеплении натуральных причин и действий, а таковыми являются наши физические качества (например, большая физическая сила), пафос, амок, то есть то особое состояние, которое было свойственно викингам (до сих пор такое значение осталось в английском языке в слове berserk[13]*). В этом состоянии особого пафоса или опьянения (неизвестно даже, как описать это состояние) викинги справлялись со значительно превосходящим их противником. Первое свойство нашего философского героя — это свойство трагического отречения, выпадения из цепи в той мере, в какой она природна, в той мере, в какой мы зависим от наших природных качеств. Герой не зависит от мускулов и от природной интенсивности своей ярости и прочих вещей, которые мифом изображаются в виде космической катастрофы, он сам становится в начало причин своих собственных поступков. Сам в начале самого себя — вот что такое самооснóвное явление. (Кстати, эта тема кажется простой, но в действительности она лежит в скрытых пластах нашего мышления, философского мышления, и поэтому мы не отдаем себе отчета в том, что скрылось в низшем пласте, хотя понимание всего того, что лежит на более высоких пластах, зависит от понимания этого.)