Лекции по античной философии. Очерк современной европейской философии

Все эти люди могут быть охвачены одним определением у Гераклита: присутствуя, они отсутствуют[43]*. Это очень частый случай, когда мы, присутствуя, отсутствуем в том самом смысле, который я пытался пояснить, когда говорил о том, что, лишь отсчитывая и начиная с бытийных явлений, мы имеем существование, например психологическое. Это очень легко проиллюстрировать: например, в подцензурной русской литературе и драме мы часто существуем, не существуя. Мы что-то испытываем, что-то происходит, но то, что мы испытываем, и то, что происходит, — этого не существует, как ни странно. {…}[44] Что такое бытийная мысль, или вертикальное, бодрствующее присутствие? Это когда, присутствуя, присутствуешь, а не присутствуя, отсутствуешь. В греческой философии, и вообще во всякой философии о бытии, всегда есть мысль о некоем подобном бытии. В XX веке нашли хороший термин, пришедший, по-моему, из английской литературы, — «зомби». Есть «зомби-бытие»: все, казалось бы, как у людей, но не существует в смысле человеческого существования. Зомби, восторгающийся тем, что пьяный человек на сцене заговорил пьяными словами (достигли наконец-то в результате сложной эволюции искусства!), или вдруг открывший, что Кафка все-таки великий писатель, — это есть существование, которое тоже может быть описано.

Во второй части поэмы Парменида формулируются законы видимого мира, что всегда приводит в затруднение комментаторов: как же так, сначала Парменид излагает истину, то есть каково бытие, а потом говорит о том, что людям только кажется. Но это и есть сфера законов, так же как в сфере законов выполняется то психологическое правило, о котором я уже рассказывал: самая эффективная ложь — это правда, сказанная в ситуации, когда в нее не могут поверить и не могут принять (правда, сказанная с учетом законов психологии). {…} Следовательно, увидеть бытие можно одним способом: отказавшись от психологии. Муж, которому жена на вопрос, где она была, ответила, что была у любовника, не поверил правде, потому что он психологичен. Или, как сказал бы Гераклит, присутствуя, отсутствует. «Глаза и уши — плохие свидетели людям, у которых варварские души»[45]* — это слова Гераклита. Конечно, здесь имеется в виду не обычное античное различение между греками и варварами; в данном случае Гераклит просто использует наличный в греческом языке термин, чтобы к варварам приравнять людей, у которых небодрствующий строй души (это называется варварской душой). Бодрствующее состояние, или состояние прислушивания к логосу, Гераклит выражает еще следующим образом: «Не мне, а искусству мысли, слышащему (или способному услышать. — М.М

.) логос, внимайте. И состоит это искусство в том, чтобы уподобиться речеслову, или логосу, ибо все одно»[46]*. И вот это «все одно» все время повторяется у Гераклита.

Я замкну рассуждение и вернусь к тому, с чего я начал в этой фразе, а пока приведу еще одну цитату: «Гесиод — уверены люди, что он знает великое множество, он, который не распознал дня и ночи. Есть ведь одно»[47]* (для него день был день, а ночь была ночь, и он не распознал одно

). Это внемлющее бодрствование, прислоняющееся к одному

, потому что все — одно, и только прислонившись к нему, можно жить, и для того чтобы прислониться, нужно бодрствовать, или стоять, — оно выражается Гераклитом следующим образом (и это позволит мне перейти к следующей мысли): «Народу надобно биться за закон (который становится), как за земляной вал. Те, кто речи с умом ведут, должны укрепляться во всеобщем, как город в законе, и много крепче, ибо все человеческие законы питаются одним — божественным, ибо он властвует, как хочет, всему довлеет и все превосходит»[48]*. («Который становится» — это комментаторское расширение лапидарности греческого языка, в конструкции греческой фразы это само собой разумеется.)

Собственно, здесь начинается наша история. О чем говорит Гераклит? Что здесь называется «одним», почему это называется «божественным», почему это довлеет, почему за это надобно биться? Стечение событий, как пошли — сцепилось, и нужно стоять здесь, сейчас, в полемосе, и нечто тогда выпадет в осадок, кристаллизуется, и это будет называться бытием. Грек, а Гераклит грек par excellence, эту вещь выражает на уровне, условно скажем, политического мышления: «народу надобно биться за закон». Здесь содержится вся глубокая философия бытия и логоса Гераклита, хотя, казалось бы, в банальных и в то же время не слишком уж понятных фразах. Внутри полемоса только и есть бытие, но не как отдельный предмет, а бытие как условие и почва того, что вообще могут быть какие-нибудь предметы и явления этого рода (и только это и называется бытием).