Я вам сейчас скажу одну вещь. Мы с вами прочно квартируемся во Франции, потому что, начиная со второй половины 18 века и до первой половины 20 века, Франция является абсолютным авангардом изобразительного искусства. Она создает эталон. Начало этой эталонности было положено в 17 веке гениальным человеком Кольденом вместе с Ришелье. Он сказал, что Франция будет богатой и законодательной. Она должна производить то, чего не производит никто, а именно предметы роскоши и экспортировать их. Это была финансовая идея и Франция стала экспортировать предметы роскоши. Начиная с 18 века, несмотря на Наполеона и Революцию, она создала то, без чего нормальный мир не возможен. Франция создала тех, кто работает, тех, кто дает работу и тех, без которых невозможно ни то, ни другое. Она создала огромную армию труда и французскую аристократию. Без аристократии культуры быть не может. Не нуворишей распальцованных, которые учат детей японскому и китайскому языку, а именно аристократию. Она заказчик всего. А лошади нужны аристократам? А для чего? А для выездов на прогулку. А одеваться нужно? А кружева? А духи? А картины? А предметы роскоши? Нужно? Нужно. А кто будет делать? Еще все это надо обслужить. И, когда в обществе пропадает аристократия, то пропадает и культура (смех). Для демократии нужна культура. А спецовка — это катастрофа. И какая вы даже не представляете. Только не те, кто в думе сидят, а труженики. Они не бездельники — они учатся, они знают языки. Умеют играть, танцевать, обучают своих детей манерам. Они только трудятся иначе. И должно быть еще одно состояние общества — это богема. Без аристократов и богемы нет культуры. Богема, а не то, что мы имеем в виду. Не те, кто колется или нюхает, а настоящая богема. А что такое богема? А богема — это свободные люди: художники, писатели, поэты, артисты. И как только французы уравновесили эти три части, все пошло, поехало и задымилось. У нас тоже появилась аристократия и богема, но ненадолго, и мы тогда сильно рванули вперед. Только должно быть четко и ясно сказано, кто такая богема, аристократы и обыватели. Это все одинаково почетно. Подумайте на эту тему.
С токи зрения общественного сознания демократия прекрасна, но для искусства она катастрофична, должны быть законодатели. Это не пьяницы и не наркоманы, но это определенная каста. Вот Франция 18, 19 и начала 20 века образцовый пример абсолютного культурного процветания. О диктатуре я не говорю. Это крышка, которая одевается, закручивается и там все сгнивает. И аристократия, и богема между собой всегда находит язык. 19 век это все описал. Вот мастерская Луи Давида. Он был первым художником, который сказал: «Я делаю искусство революционного классицизма». Не просто, а революционного. А мы говорим, что у нас социалистический реализм. Должна сказать, что это одно и то же. Потому что понять нельзя ничего. Рассыпается формулировка на раз-два. Почему классицизм революционный — не ясно. Он сыпется.
Давид разделял все идеи революции будучи очень известным художником. О его мастерской написано много книг. Там собиралась вся богема и ученики. У самого Давида была экзема, он писал памфлеты. Когда был убит Марат, он его оплакивал, потом много орал и, что вы думаете? — он решил создать его портрет. Но, как?! Он обратился к революционному конвенту, чтобы тот издал приказ о том, что товарищу Давиду поручается увековечить память гражданина Марата. И только после того, как этот приказ был написан, он повесил его на стенку мастерской и показывал его всем приходящим. Это подлинная история. Ну, а потом он взялся за кисть. Почему? Он был человеком долга. Он хотел, чтобы все знали, как ему доверяют товарищи, поручив написать портрет такого человека, как Марат, и он выполняет волю революционных товарищей. Тут главное: «Я долженствую!». И, действительно, будучи величайшим художником, он создал удивительно прекрасную картину. Он написал ее очень торжественно, лаконично, вертикально и горизонтально. Картина четко разбита на части, где внутренне композиция подчинена очень жесткому ритму равновесию.
Смерть Марата
Лицо Марата похоже и не похоже. Оно превращено в посмертную гипсовую маску — это почти скульптурный памятник. Живопись Давида очень плотная. Его складки материальны. От бытовых реалистических подробностей, которые становятся героико-монументальными, идет сильное преображение. Путь Давида удивительный. Он был невероятно последовательный революционер. Когда оттяпывали башку Марии-Антуанетте, наш гуманист сидел на балконе просто в первых рядах и рисовал. Поэтому ее единственное изображение на эшафоте есть только у него. По этому поводу есть роман Анатоля Франца «Боги жаждут». Очень советую его прочитать. Никто не писал о революции, о самих революционерах лучше, лаконичнее и острее, нежели Анатоль Франц. Этот роман может быть основой для прекрасного сценария.
Казнь Марии Антуанетты