Лекции по истории Древней Церкви. Том IV

Последний неблагосклонно принял вмешательство Иоанна и прислал в Константинополь монахов, которые пред императором обвиняли Иоанна в нарушении церковных {стр. 163} правил, в принятии еретиков. Длинные, братья обратились к Иоанну с формальною просьбою, a Иоанн снова написал Феофилу, но получил ответ резкий и холодный. «Ты должен знать, — писал он Иоанну, — постановления вселенского собора; не ты будешь судить меня, но епископы Египта: дела должны решаться в пределах обвиняемого». Изгнанники подали прошение августе. Таким образом, светская власть вмешалась и принялась за расследование дела в претории. при чем открылись такие злоупотребления и так много грязи, что многие из присланных Феофилом достойны были смерти. Правда, они признавали себя только орудиями в руках Феофила, но все же некоторые умерли в тюрьме. Епископ Феофил вызывался на суд константинопольского епископа, потому что константинопольскому епископу принадлежало первенство чести.

Таким образом, de facto епископ александрийский подчинился епископу Константинополя. Иоанн сделал все, чтобы предотвратить это, но не успел. На деле оказалось совсем иначе: судьею сделался Феофил, а подсудимым Иоанн.

Чтобы понять это странное обстоятельство, надо обратить внимание на личный характер Иоанна и способ его избрания. Иоанн был избран по влиянию Евтропия. Иоанн оказался в городе смешанного религиозного верования и должен был считаться с лицами, находящимися на высоких общественных должностях. Предшественник его Нектарий весь был из такта, чего недоставало Иоанну. Избиратели Иоанна желали иметь в нем красивую декорацию, красноречивого проповедника для торжественных дней, но встретили иное, т. е. истинного пастыря. Иоанн соединял в себе черты двух знаменитых отцов: Василия Великого и Григория Богослова. Натура Василия В. была властная, но его действия умерялись чрезвычайным спокойствием. Григорий Богослов представлял идеальные требования, во всей порывистости его чувствовалась созерцательность; но столкновения его с мрачными явлениями времени и обличения умерялись его возвышенным богословствованием: Григорий сталкивался с ними только боком, а не лицом к лицу.

В настоящем случае мы имеем дело не с догматистом, а с учителем практической нравственности. Иоанн с самого раннего детства предавался чрезмерным аскетическим подвигам, расстроившим его здоровье. Когда он {стр. 164} явился в Константинополь, то был совершенно больным и не мог ничего есть, кроме рисового супа, и пил только слабое разогретое вино. Отсюда — замкнутость в жизни и отсутствие на общественных обедах. Обеды, таким образом, прекратились. Константинопольцы должны были познакомиться с таким епископом, который сам нигде не бывал и не приглашал к себе. Многие епископы, приезжавшие в Константинополь, были недовольны тем, что им не устраивали достойных встреч. Если мы вообразим Иоанна в Константинополе возле монарха восточной половины империи, то поймем, какая бездна затруднений возникала для него при проведении своих идей. Иоанн был человеком идеи и проводил свои идеи неуклонно, не останавливаясь ни перед чем. Многие находили, что он говорит чрезвычайно резко; в его обличениях видели намеки довольно ясные, чтобы знать, на кого они направлены. Иоанном были недовольны. Даже Евтропий, призвавший Иоанна, был недоволен на него за обличения.

Таким образом, в Иоанне Златоусте разочаровались представители власти, потому что он был не только блестящим оратором, но и пастырем, защищавшим интересы церкви. Загадочными представляются отношения к духовенству Златоуста. Его отверженные соперники могли помириться на избрании третьего лица, но могли и соединиться вместе против нового епископа. Как сложились их личные отношения к Златоусту, неизвестно; только среди константинопольского духовенства было немало лиц, недовольных новым епископом.