Читаем Лекции по истории Японии полностью

В такой сложной обстановке, по-видимому, и произошло первое закрепление японцев на южной оконечности полуострова. Это был сначала, вероятно, не более, чем удачный набег, и только внутренняя распря среди мелких владений, из которых слагалась Кара-Мимана, позволила японцам несколько упрочить свое влияние. Набег этот был произведен в царствование Судзин, причем во главе японских отрядов стоял принц Сионори. В чем конкретно выражался этот захват Мимана, – достаточно ясно говорит повествование Нихонги: завоеватели после покорения страны устроили в разных местах "миякэ", т.е. склады и амбары, иначе говоря – помещения, куда свозилась и где хранилась представленная населением дань. Сам же Сионори устроил со своим отрядом свою ставку – т. наз. Мимана Нихонху, откуда и держал в повиновении окружающее население. Часть дани оставалась на месте, часть направлялась ко двору царей Ямато. Об этом свидетельствует рассказ о прибытии в конце правления Судзин посла Сона-Касити (по другим источникам – Цунуга-Арасито) с данью из Мимана.

В какой степени это утверждение японской власти в Мимана оказалось возможным благодаря междоусобным распрям, царившим там, явствует из того, как представлено это событие в Нихонги. Нихонги прямо говорит, что японские отряды отправились на полуостров по прямому призыву Мимана, нуждавшейся в помощи в своей в борьбе с расположенным в его северо-восточной части владением Санхамон.

Экспедиция Сионори была первым крупным походом в Корею. Второй поход связан с именем прославленной японской историей царицы Дзинго, властной жены царя Тюай и долголетней регентши после его смерти, правившей от имени своего сына Одзин.

Согласно исчислениям японских ученых, поход Дзингу имел место в 346 году. Однако, и эта дата только предположительна, так как корейские историографические памятники (напр., "История трех царств" – Санокуси-ки) не содержит никаких специальных указаний именно на эту экспедицию. Они упоминают только о ряде набегов японцев, имевших место как до этого года, так и после. Дата 346 г. берется потому, что в "Истории трех царств" именно к этому году приурочивается сообщение о нападении многочисленных японских отрядов. Возможно, что это и есть тот поход Дзингу, о котором так подробно рассказывают Нихонги.

Судя по Нихонги этот поход был совершен в довольно сложной политической и военной обстановке. Прежде всего изучалось положение в Восточной Азии. Вэйское царство, – одно из трех в Китае, господствовавшее на Севере Китая и отчасти на Север Кореи, в 264 г. пало. С 265 возникло зап. Цзиньское царство, которое повело борьбу за объединение под своей властью всей китайской территории. Еще в 263 году пало другое из трех царств – Шу. Дольше всех держалось южное царство У – до 280 г. С этого же момента Цзинь на некоторое время держит в своих руках весь Китай. Однако, Цзиньская империя никогда не была особенно сильной: она раздиралась внутренними неурядицами (т. наз. "междоусобная война 8 князей") и все время подвергалась нашествиям кочевников (гунны, сяньбийцы). Поэтому Корейский полуостров был предоставлен самому себе и это сразу же отразилось на положении враждующих корейских княжеств. Когурё, до сих пор бывшее под постоянной угрозой с севера, где находилось до сих пор Вэйское царство, теперь оказалось свободным от этой угрозы. Наоборот, Силла, опиравшееся на Вэй, оказалось теперь под угрозой Когурё. Опасность со стороны Когурё стало ощущать и третье княжество – Пякчэ. С другой стороны, Кумасо на о. Кюсю, также имевшее поддержку в Вэй, теперь оказались один на один со своими давнишними врагами – японцами. В этой обстановке и был предпринят поход Дзингу. Как повествует Нихонги, этот поход является вторым этапом большого завоевательного движения, начавшегося в правление мужа Дзингу – царя Тюай. Это движение имело своим начальным направлением о. Кюсю, в первую очередь – области, занятые Кумасо. Движение за захват территорий, находящихся на юге, легко объясняется тем, что именно там были расположены наиболее плодородные, с давних пор богатые земледельческие районы; там было достаточно развито и крестьянское ремесло, так что захват этих мест сулил богатую добычу. Кроме того, понятно стремление нанести удар Кумасо. Поход Тюай против Кумасо не был доведен до конца, по-видимому, вследствие некоторых трудностей, а также внутренних распрей: часть японских старейшин и вождей, в первую очередь, могущественный Такэсиути-но сукунэ, предпочитали обратиться к более богатой добыче – к Корее, именно к Силла, обессиленной своей борьбой с Когурё. Нихонги изображает этот поворот как дело рук Дзингу, доказывавшей своему мужу необходимость разгромить главного противника – Силла. Неожиданная смерть (убийство?) Тюай положило конец этой внутренней борьбе и японцы стали готовиться к походу против Силла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное