Лекции по истории русской философии

Для Грозного было неприемлемо всякое совластие, ограничение воли монарха. Отвергая сословно-представительные учреждения, он категорически утверждал, что российская земля «правитца» лишь своими государями, а не судьями, воеводами, ипатами или стратигами. Своих ближайших сотрудников Сильвестра и Адашева он обвинял в «похищении» царской власти. Это, на его взгляд, стало причиной всех бедствий, обрушившихся на Русь. Всякая попытка бояр и вельмож захватить политическое руководство ведет к усобицам и чревата опасностью для целостности страны. Сильна только та держава, в которой цари единовластны.

Наибольшую актуальность для Ивана Грозного приобретает вопрос о соотношении светской и духовной власти. Несмотря на всевозможные потрясения, церковь отнюдь не собиралась безропотно расставаться со своими привилегиями. Особенно цепко держалась она за политическое господство. По мнению же Грозного, «святительская власть и царьское правление» существенно различны. Священники спасают лишь души верующих, и оттого они могут быть наказуемы за своим мирские прегрешения. Царь же, напротив, заботится о благе всех своих подданных, действуя и страхом, и запрещением, и обузданием. Его нельзя обвинять в преступлениях, бесчестить. «И аще убо царю се прилично ли, — спрашивал Грозный, — иже бьющему царя в ланиту, обратити и другую? Се ли убо совершеннейшая заповедь, како же царьство царь управит, аще сам без чести будет? Святителем же сие прилично — по сему разньству разумей святительству с царством!» Следовательно, царство выше священства, достойней его.

В рассуждениях московского самодержца отчетливо проступает тенденция к секуляризации идеологии, выведению политических концепций и действий из-под церковной опеки. Руководствуясь идеей божественности самодержавия, он с полным основанием настаивал на неприменимости к самодержцу каких бы то ни было ограничений, в том числе евангельских. Заповеди Христа нужны не для «русских обладателей», кои суть помазанники Божий и вольны в делах своих и поступках, а для тех, кто презрел мир и ищет загробного воздаяния. Грозный к сфере политики прилагал доктрину «двух истин», интерпретируя ее на уровне социологии и морали.

Анализ политико-социологической доктрины иосифлянства, взятой на вооружение Московским государством, показывает, что в ней на первом плане стояли идеологическое обоснование абсолютизма, защита централизации и самодержавия. Для своего времени это была позитивная программа, отвечавшая насущным стремлениям российской действительности, всего восточнославянского сообщества.

5. Раннедворянская мысль. Это не означает, что на Руси тогда не существовало другого исхода. Как писал Герцен, Москва даже во времена Ивана Грозного могла пойти по пути господства сословий. И то, что успех выпал на долю единодержавства, объясняется не одними только политическими амбициями венчавшегося на царство великого князя. Безотносительно к Ивану Грозному на Руси всегда сохранялась устойчивая тенденция к поддержке централизации. Она исходила даже от идеологов нарождавшегося дворянства, таких, как Ф.И. Карпов и И.С. Пересветов. Их позиции складывались в обстановке резкой конфронтации с удельно-боярской фрондой.

В XVI в., несмотря на деспотическое полновластие московских государей, Россия еще была далека от завершения процесса централизации. Этому препятствовало сосуществование самодержавия с боярской Думой и боярской аристократией. Она как бы стояла на перепутье: самодержавие или сословно-представительная монархия. Феодальная аристократия видела защиту от «тирании» царя в наличии при нем представительного совета из думцев и даже ставила вопрос о более широком сословно-представительном органе, близком к Земскому собору [A.M. Курбский].

Но это меньше всего устраивало идеологов дворянства. Им вполне импонировала самодержавная власть, с которой они связывали реальную гарантию благополучия собственного сословия. Они надеялись както смягчить ее деспотические проявления, возлагая надежды на развитие образованности, просвещения.

а) Так, в частности, думал Ф.И. Карпов (кон. XV в. — ок. 1545), видный дипломат и публицист Московской Руси. В устроении государства он главное место отводил «закону» — науке права. Ссылаясь на Аристотеля, Карпов доказывал: «всяк град и всяко царьство управитися имать от началник в правде и известными законы праведными, а не тръпением», т. е. насилием. Самодержавство, по мысли Карпова, обязано в первую очередь искоренять социальный произвол и добиваться общей пользы. Ради достижения этой цели государь может «блудящих и врежающих грешник понудити… на согласие благых грозою закона и правды… казньми полутшати, и прещении обличати, и от лихости на добро царскыми воспоминании приводити», проще говоря, царю дозволялись казни и наказания, но в пределах закона и правды. Закон — высшее мерило справедливости и ему должна быть подчинена всякая власть. Там, где царит закон, нет места насилию и страданиям — такова ключевая посылка московского мыслителя-книжника.