Лекции по истории Церкви

Халкидонский Собор был весьма представительным Собором, на нем было, по разным данным, около 500 епископов — может быть, даже несколько больше. Многие из них участвовали в Ефесском Соборе 449 г., хотя он был гораздо менее представительным — число его участников едва ли доходило до 150. В ходе Халкидонского Собора те епископы, которые прежде поддерживали Диоскора, перешли на сторону римского папы Льва и императора Маркиана. Хотя император и старался вести себя корректно, но он не отказывался от руководства Собором через своих представителей, и его точка зрения, его намерения вовсе не были секретом — они заранее были известны. И можно сказать, что очень многие епископы перешли на сторону православия, в основном, по побуждению императора.

III Вселенский Собор был среди семи Вселенских Соборов самым антиимператорским. И хотя никто на нем не выступал против императора (да это было и немыслимо), но при всех изъявлениях лояльности, которые делали отцы Собора, он состоялся все-таки против воли императора, и впоследствии пришлось приложить большие усилия для восстановления нарушенного в Ефесе церковного единства. В Халкидоне, конечно, не было ничего подобного, но этот Собор имел другую интересную особенность — ни прежде, ни после Халкидонского Собора, ни один из Вселенских Соборов никогда не шел так далеко в смысле признания притязаний римского папы на первенство в Церкви. Иными словами, Халкидонский Собор из всех семи Соборов был самым проримским, но это вовсе не означало отождествления воли его отцов с директивами римского папы. Я уже говорил, что Халкидонский Собор отказался просто-напросто подписаться под «Томосом» Льва, а напротив, составил свое собственное вероопределение. Еще более это сказалось в канонических трудах Собора; как и предшествующие Вселенские Соборы, Халкидонский Собор выработал несколько церковных правил. Вот знаменитое 28 правило Халкидонского Собора, которое касается Константинопольского архиепископского престола. Собор подтверждает то, что было провозглашено еще II Вселенским Собором, а именно, что Константинопольская кафедра — это вторая во Вселенской Церкви кафедра после Римской. Причем он обосновывает это не происхождением кафедры от кого-либо из апостолов, но ее политическим значением. Поскольку Константинополь, как и Рим, — это столица империи (в ту пору империя разделена на две половины), и в Риме есть свой император, то и архиепископ столицы должен занимать соответствующее место в церковной структуре.

Папа Лев Великий и слышать не хотел об этом правиле. Вообще, он был не очень доволен тем, что Собор состоялся, и только поставленный перед фактом созыва, согласился послать своих представителей в Халкидон. Примерно через два года после Халкидонского Собора св. Лев согласился, наконец, подтвердить его деяния, но заявил, что это относится исключительно к вопросам вероучения. Что же касается канонов Собора, он отказался их принять. Впоследствии, правда, эти Халкидонские каноны были формально подтверждены и в Риме, но практического значения это не имело, ибо церковная жизнь развивалась на Востоке и на Западе по-разному, и фактически каноны Вселенских Соборов имели очень мало значения в жизни Западной Церкви. Запад жил, руководствуясь папскими декреталами, т. е. единоличными или соборными деяниями римских пап — папы не отрицали соборного принципа и время от времени собирали в Риме небольшие поместные соборы. Поэтому Халкидонский Собор нам интересен не только как источник ясно выраженной на все времена православной христологии, но и как место весьма острого столкновения различных представлений о Церкви. Представление западное исходило из идеи римского примата (св. Лев Великий — один из весьма энергичных представителей этой идеи), восточное представление требовало для решения важнейших вопросов созыва Соборов с возможно более полным представительством (хотя все епископы никак не могли присутствовать ни на одном из Вселенских Соборов, — это мы должны твердо знать) и отдавало значительное место в церковной жизни императору. Впрочем, надо сказать, что и сам папа Лев Великий, выразитель идеи римского примата, не был чужд имперской идеи. Он тоже признает за императорами очень большое значение в церковной жизни. В некоторых случаях он говорит чуть ли о непогрешимости императора в вопросах веры, в других он признает за императорами священническое достоинство. Конечно, это еще не утверждение, что императорское звание есть некая ступень священства, вроде пресвитера или епископа, но вместе с тем — признание определенных прерогатив императора в области вероучения и церковной администрации. Так что и в то время, несмотря на все различие между Западом и Востоком, которое уже ощущается, Церковь все же остается единой.

ЛЕКЦИЯ 8