Лекции по холокосту

Р: Ни в коем случае. Цензура недопустима ни при каких обстоятельствах. Сжигание книг — это гораздо большее зло, нежели написание ненаучных работ, и это остаётся действительным для обеих сторон.

Как бы то ни было, действительность такова, что лица, имеющие политическую, юридическую и информационную власть, отрицают научность ревизионистских работ, поэтому во многих западных странах последние не пользуются конституционной защитой, несмотря на то, что формально конституции этих стран гарантируют свободу научных исследований.

С: Так что сжиганию книг ничего не может помешать.

Р: К сожалению, да. Так, например, весь тираж немецкого издания доклада Лёйхтера был изъят из продажи по распоряжению окружного суда Билефельда и отправлен в печь[1316], так же как и тираж доклада Рудольфа[543].

С: А почему никто не протестует против такого беззакония?

Р: Протестовать можно только против того, о чём вам известно. Эту же тему нельзя предавать огласке; все средства информации хранят о ней гробовое молчание или же кричат «Бей нацистов!», так что любому, кто отказывается подчиняться, так или иначе затыкают рот. Самый эффективный способ подавить любые критические мысли по данному вопросу — это волшебные слова «нацист» и «неонацист», поскольку во всех западных странах и особенно в Г ермании это означает изгнание из общества. Кто станет слушать нацистов и уж тем более помогать им?

С: Никто не хочет иметь с нацистами ничего общего, и это совершенно правильно!

Р: Это ваше субъективное мнение. Но речь сейчас не об этом, а о том, как определить, действительно ли человек, которого называют нацистом, является нацистом, точнее — национал-социалистом? Надо сначала лично переговорить с этим человеком, и уж потом решать, кто он по убеждениям.

С: Скажите, а себя вы считаете национал-социалистом?

Р: Ну, общественность уж точно считает меня национал-социалистом.

С: Вы не ответили на мой вопрос.

Р: Чтобы ответить на него, мне нужно знать, в чём состоит национал-социалистическая идеология, если таковая вообще существует. А я, если честно, мало что о ней знаю. Меня не интересуют идеологии, и я уж точно не намерен слепо следовать какой бы то ни было идеологии, которую придумал кто-то другой. Я предпочитаю сам думать за себя и создавать своё собственное мировоззрение. Моё представление о том, что такое национал-социализм, обусловлено тем, что мы ежедневно слышим в СМИ. Но, учитывая все те выдумки об исторических аспектах национал-социализма, которые я изобличал в своих исследованиях на протяжении последних пятнадцати лет, я не удивлюсь, если окажется, что многое из того, что нам говорили о национал-социализме как об идеологии, также окажется неправдой или грубым искажением. Но, как я уже говорил, этого я не знаю. Таким образом, я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку я не знаю, что собой представляет национал-социализм.

С: Кто же вы по убеждениям?

Р: Ну, если вы взглянете на мои книжные полки и стены, вы увидите, что я испытываю ностальгию по второму Германскому Рейху — старой кайзеровской империи — и по династии Гогенцоллернов. Это имеет место не столько из-за того, что меня привлекает идея монархии как таковая, сколько из-за того, что эта империя символизирует собой Германию, незатронутую всеми теми несчастиями, которые случились с ней после низвержения монархии. Что меня привлекает, так это мечта о чистой, процветающей, уверенной в себе Г ермании.

Даже если большинство знающих меня людей прекрасно понимают, что я никакой не национал-социалист, это мне нисколько не помогает. Всё равно средства массовой информации и органы власти называют меня нацистом. И это справедливо для большинства ревизионистов. Таким образом, мы имеем здесь дело ещё с одной ложью. Для того чтобы какой-либо протест против такой клеветы (за которой следует уголовное преследование и сожжение книг) был эффективным, ему необходима огласка. Это единственная защита от самовольного использования власть имущими своих полномочий. Однако это как раз недоступно тем, кого «обличают» как нацистов.

С: А что плохого в том, что нацистов изолируют от общества?

Р: Ну, лет четыреста тому назад никто бы не осмелился защищать колдуна или ведьму. В СССР человек, названный антикоммунистом или контрреволюционером, был бы обречён. В нацистской Германии защита евреев или коммунистов особо не поощрялась. В сегодняшнем сообществе такой же эффект имеет ярлык «нацист». При этом большинство кричащих «Нацист!» даже не знает, что означает этот термин. Ярлыки меняются, но методы преследования и равнодушие масс ко всему этому — никогда.

5.2. Насилие

Р: Если уж кого и надо изолировать от общества, так это тех, кто применяет или одобряет применение силы для подавления других мнений. Я хочу особо подчеркнуть, что ещё ни один ревизионист не применял и не одобрял насилие. Ревизионисты — миролюбивые и дружелюбные люди.

С: А по-моему, к евреям они особого дружелюбия не испытывают.