С введением христианства на Руси стало две веры, каждая из которых уходила корнями в различные пласты культуры. Язычество и христианство не просто сосуществовали, но переплетались и проникали друг в друга. В начале XV в. один из католических иерархов сообщал в Рим, что трудно понять религию русских: то ли она оязыченное христианство, то ли охристианенное язычество. Да и Нестор Летописец горестно сетовал на предпочтение народом различных зрелищ, где «давят друг друга», в то время как церкви стоят пустые. Две взаимоисключающие веры могут обогащать друг друга в искусстве, о чём свидетельствует, например, русская храмовая архитектура. Но в индивидуальном сознании эти же две веры не обогащают друг друга, а скорее нейтрализуют одна другую, существуют как неполноценные веры. Как любой верующий испытывает недоверие по отношению к другой религии, так и человек, имеющий две веры, может испытывать лишь недоверие по отношению к каждой из них, которое с течением времени может стать чертой характера. Двоеверие на Руси не разделяло общество на приверженцев той или иной веры, а рассекало индивидуальное сознание, вынуждая отдельного человека искать общее основание для обеих вер. Таким основанием может быть лишь недоверие или маловерие, но в сущности – безверие. Ясно, что это очень неопределённое состояние человека. В безверии человек ничего не допускает выше себя самого, поскольку он ничему не верит. В то же время он может оказаться в зависимости от любой мелочи, поскольку готов поверить чему угодно. В таком состоянии человек не доверяет ничему внешнему, но в то же время готов удовлетвориться чисто внешним, показным эффектом. Двоеверие на Руси породило безверие и двусмысленное отношение не только к религии, но и к власти, к отечеству, к его роли и судьбе. С одной стороны, утверждался православный идеал монарха, с другой – языческий образ восточного деспота, «дробящего лбы» подданным, как говорили о своем фараоне древние египтяне. Превозносилась христианская идея равенства всех народов перед Богом, но и лелеялась мысль о богоизбранности Руси и её народа. Это же проявилось и в отношении к самому существенному в христианстве – к образу Христа. Он вызывал сочувствие своими страданиями, но не более. Общий смысл того, что Бог принёс жертву человеку, оставался вне народного сознания, которому было свойственно языческое понимание: не человеку приносятся жертвы, а он сам приносится в жертву. Человеческое жертвоприношение превратилось в самопожертвование, и это всё, что осталось в сознании народа от Сына Божьего. В результате Христос стал понятным и близким, но перестал быть христианским образом. Обмирщённый образ Христа был потеснён образом Богородицы, которая воскрешала в памяти Рода и рожаниц. В том, что образ Божьей матери стал более близким, чем образ рождённого ею Христа, можно видеть следы культа предков, когда почитали память родителей, не почитая особо детей.
В русской иконописи Богородица занимала центральное место, ей отводилась роль Царицы Небесной. Такое же место было у Софии – Премудрости Божией. Но богородичные иконы, как считал русский философ
Всё это свидетельствует о том, что выбор веры на Руси так и не произошёл. Это не могло не волновать древнерусских мыслителей, которые жили в основном в монашеской среде. В числе таких мыслителей был Феодосии (ум. в 1074 г.). Он с юных лет проникся идеями христианства, в 1032 г. был пострижен в монахи и тридцать лет истязал свою плоть, следуя призыву христианства оставить мир и не радеть о теле. В 1062 г. он стал игуменом Печёрского монастыря. Феодосий проповедовал идею избранности монашества и считал необходимым монашеский надзор над обществом и светской властью. Последняя, полагал Феодосий, должна быть лишь орудием защиты веры и Церкви, которая является истинной хранительницей «правоверия». Он считал, что единой сделает Русь не светская власть, а общая вера. Воззрения Феодосия Печёрского послужили началом формирования церковной идеологии.
А. А. Писарев , А. В. Меликсетов , Александр Андреевич Писарев , Арлен Ваагович Меликсетов , З. Г. Лапина , Зинаида Григорьевна Лапина , Л. Васильев , Леонид Сергеевич Васильев , Чарлз Патрик Фицджералд
История / Научная литература / Педагогика / Прочая научная литература / Образование и наука / Культурология