Лекции по патрологии I—IV века

Само собой понятно, что всякая наука, если она хочет отвечать современным требованиям, должна со своей стороны идти в уровень со временем, насколько это допустимо ее существом; поэтому и патрологическая наука должна стать в определенное отношение к тому громадному научному материалу, какой доставляют современные научные исследования, и вообще к современным научным требованиям, исследуя все достигнутое наукой, обсуждая, принимая или отвергая. Предъявленным ей обвинениям в ненаучности она должна противопоставить ясное сознание того[142], что по формальной стороне она — историческая наука, которая подчиняется общим законам исторического исследования, исторически-научного понимания и изложения своего предмета. Она должна дать возможное объяснение происхождения древнецерковной литературы и постепенного развития и нарастания ее; при этом она должна показать и доказать прагматическую связь литературно-исторических фактов, рассматривать не только произведения отдельных церковных писателей или отдельные произведения их сами по себе, но представить их как выражение определенного духовного течения или богословского направления, группируя их с исторически обоснованной точки зрения, ни на минуту не упуская из вида того, что «вся церковная литература эпохи оригинальности и самостоятельности христианской мысли как по своему происхождению, так и по своему содержанию и характеру в полной степени определяется исторической жизнью христианской Церкви и находится в теснейшей и неразрывной связи с главными моментами и событиями этой жизни»[143]. Она должна следовать фактическому движению литературы и стараться понять и объяснить ее течения. Поэтому прагматизм должен быть устанавливаем не по внешним для рассматриваемого материала точкам зрения, не насильно навязываться историческому развитию, а должен быть выведен из последнего посредством генетической разработки и в своих отдельных моментах должен быть раскрыт органически. Для этого безусловно необходимо расширение точки зрения через привлечение к рассмотрению не только произведений всех известных церковных писателей, но и прочих памятников древнецерковной литературы, не носящих имени определенных писателей. По тем же основаниям патрологическая наука не должна отказывать в своем более или менее значительном внимании и антихристианской и антицерковной литературе (хотя бы в общих обзорах), конечно, не ради нее самой, но ради тесной связи ее с антиеретической церковной литературой, которая в этом изучении найдет важное вспомогательное средство для более глубокого и всестороннего понимания ее. Нельзя забывать, что ход развития древнецерковной литературы был существенно обусловлен и вызван борьбой против антихристианской и особенно антицерковной или еретической литературы, и древнейшие церковные писатели в значительном большинстве выступили на литературное поприще только побуждаемые враждебными нападениями. Такое внимание к произведениям антихристианской и еретической литературы тем более необходимо, что генетическое развитие церковной литературы и историческая цепь церковных писателей неоднократно прерывается. Это изучение всех доступных памятников церковной и отчасти внецерковной литературы древности даст возможность определить с достижимой при наличных условиях точностью широкий поток древнехристианской жизни, на котором тем рельефнее выделится основное и главное ее течение, тем понятнее будут памятники древнецерковной литературы, принадлежащие тем писателям, которые были преимущественными носителями православно-церковного сознания и руководителями церковной жизни.

В отношении к каждому отдельному писателю не должно забывать, что главным предметом изучения всегда остаются памятники церковной письменности, понимание и оценка их значения в развитии церковного богословия. Но лучшим ключом к пониманию того или другого произведения служит личность его автора, индивидуальные черты его характера, ход образования, личные отношения и иные свойства. Поэтому, если автор известен, необходимо дать точные сведения о нем по всем этим направлениям. Но ни один писатель не стоит так изолированно от своего времени и окружающей обстановки, чтобы не быть связанным с ними тысячами нитей. Он мыслит, чувствует и живет в известной зависимости от них. Как сам он стоит под влиянием направления своего времени, так в свою очередь и он воздействует на него, помогая его развитию и углублению или же задерживая. Поэтому ни один церковный писатель Hei может быть ясно и отчетливо понят без предварительной оценки конкретных'отношений его времени, состояния Церкви, к которой он принадлежал, того положения, которое он занимал в Церкви, тех воззрений и понятий, среди которых он жил и действовал и которые так или иначе влияли на него. Соображение всех этих обстоятельств даст возможность представить живой образ самого писателя и тех жизненных отношений, в которых он находился.