Правильно, правильно. Но я бы хотел подчеркнуть, что кроме этой одной русской литературы существует еще паралитература. К ней относится, во-первых, то, чем пытаются заменить русскую литературу в Советском Союзе. В Советском Союзе ведь идет очень любопытный процесс. Почему им вообще нужна литература? Они могут без нее существовать, но все-таки ее оставляют, пытаются настоящую литературу заменить чем-то другим с тем же именем. Как и во многих других областях жизни. Эта паралитература и существует для замены истинной литературы. Для чего этот процесс происходит, понять очень трудно – мне кажется, что тут просто попахивает серой, инфернальными силами. Но четкой границы между литературой русской и этой паралитературой нет. Потому что внутри советской литературы масса талантливых людей. И эта граница очень извилистая. Вы можете эту границу проследить даже внутри отдельной книги одного автора. К сожалению, жизнь такова.
И я бы сказал, что проявления паралитературы существуют и на свободном Западе в русской культуре. Потому что антисоветизм – к сожалению, это не критерий художественности. Можно писать призывы литературные к борьбе за освобождение, но это, увы, будет не литература, это будет паралитература.
В этой связи вспоминаются Маяковского стихи. Маяковский ведь был гений, но плутократией был доведен до полного изнеможения своего гения. И он писал:
Противореча себе уже в этом четверостишии – родив замечательную рифму «буржуя – рожу я». Вот до чего был доведен этот гениальный писатель. И мы, пытаясь на политическую поставить колею нашу литературу, можем оказаться в этом же положении. «Уесть покрупнее партхолуя» вместо «буржуя», понимаете.
Если литература ставит перед собой политические цели, она становится подобием именно такого коммунистического общества, потерявшего высший смысл существования. Ибо официально пишут, что смысл нашего существования в достижении коммунизма. А что такое коммунизм? Максимальное удовлетворение постоянно растущих материальных, духовных требований, запросов человека. Об этом Виктор Тростников, философ, из авторов «Метрополя», написал, что это работа вхолостую: самообслуживание общества и сервис становится целью этого общества. Теряется та самая божественная чудная рифма, которая и есть истинная цель русской литературы.
И здесь, в нашей литературной жизни, очень часто мы видим этакую графоманию, которая пытается, спекулируя на теме, подменить собой [литературу], тоже создавая какие-то явления, какие-то фантомы паралитературы.
Красные рождают белого, так же как и белые рождают красного. И если когда-нибудь мне доведется еще раз в жизни голосовать за кого-нибудь, в политических выборах участвовать – я сейчас, слава богу, не участвую, – то я, может быть, проголосую за белого – во всяком случае, уж никогда за красного не проголосую. Но, когда я сажусь к столу писать, я не хочу голосовать ни за белого, ни за красного. Литература должна быть полихромной.
(
Среди детей первой русской эмиграции не оказалось русских писателей.
(
Это не ребенок. Это отец. (
(
Простите, но он пишет-то по-французски? Я хочу сказать, что отсутствие писателей во втором поколении русской эмиграции не говорит о бесплодности. Что литературная юность моего поколения, когда вдруг открылись возможности, открылись эти шлюзы, и к нам стали приходить Бунин, Ремизов, Набоков, Мережковский, Георгий Иванов, Ходасевич, Бердяев, Франк, Лосский, Шестов и так далее – это и была, так сказать, передача их семени – через границы…
(
Я помню, Белла Ахмадулина рассказывала, как она с Набоковым говорила в Швейцарии, за несколько месяцев до его смерти. Он говорил, что какая-то фирма американская, правительственная, его книги забрасывала через Северный полюс на воздушных шарах на территорию Советского Союза. Действительно, это было! Это же надо кому-то в голову вообще прийти! (
(
Это не смешно, в том-то и дело, согласен. Лучше бы эти ребята отдали деньги на журнал какой-нибудь русский, чем на воздушные шары, толку было бы гораздо больше.
И мы, те, кто живет в Америке, на Западе… <…>