Лекции Президентам по Истории, Философии и Религии

Судьба этой огромной страны — СССР зависела всего от одного человека возглавляющего диктаторскую партию. И трагедия была в том, что эту огромную страну, вторую империю на планете противостоящую США и Англии, — по определению не мог возглавлять серый обычный человек. Такой большой и сложной стране необходима была харизматическая талантливая личность, даже с такими выдающимися отрицательными качествами как хитрость и способность волевым способ принимать важные решения. И Сталин этому уровню соответствовал. Н. С. Хрущёв — довольно талантливый энергичный и суетливый мужичок пытался этому уровню соответствовать, но не вытягивал.

 А пришедший ему на смену Л.И.Брежнев своей внутренней сутью совершенно не тянул на эту роль, хотя держался внешне весьма комично пафосно.

В партийной верхушке КПСС с одной стороны происходили нормальные демократические процессы, а с другой стороны в условиях России, СССР и «холодной войны» эти же процессы следует назвать опасными. Часть того, в чём после смерти обвинили «смелые» товарищи Сталина, — повторилось в обвинениях к Хрущёву — что сосредоточил в своих руках всю власть: функцию главы партии и правительства, что нарушил ленинские принципы коллективности в руководстве (каковых у здорового Ленина не было), «допускал самодовольство при награждении орденами Советского Союза», организовал компанию самовосхваления — фильм «Наш Никита Сергеевич», что якобы опять вело к культу личности.

Главный критик Н. С. Хрущёва — Л. И. Брежнев язвительно заметил: «Вот Никита Сергеевич развенчал культ Сталина после его смерти, мы же развенчиваем культ Хрущёва при его жизни»(Ходяков). Но мы прекрасно помним культ Брежнева с многочисленными хвалебными документальными фильмами и орденами… Быстро развенчать застойный культ Брежнева было уже не кому…

Они поднимались «из грязи — в князи» — голова у них кружилась на этой высоте от сладкой славы, они теряли чувство реальности и вели страну к гибели — это относится и к Хрущёву и Брежневу, и к Горбачёву и Ельцину — мелкие ничтожные личности…

Умные, мудрые евреи всё это видели и понимали; — и если Горбачёва и Ельцина они использовали для своего блага в полной мере, то тоже самое сделать с Хрущёвым и Брежневым было сделать трудно из-за отсутствия доступа к ним, из-за отсутствия евреев во власти, мешал проклятый «пятый пункт».

Но в 60-е годы они обладали уже другой властью на низовом уровне — материальной, возглавляя «универсамчики» и склады, и ещё более важной — формируя общественное мнение через модную диссидентскую среду, в которой они были полновластными хозяевами.

Как в своё время Гиппиус, евреи в 60-х годах в лице Е. Бонер и её товарищей пытались монопольно формировать общественное мнение в «интеллигентских кругах», быть лидерами и они совсем не демократически прессовали инакомыслящих —

«В тот год (1967 г.) уже разошёлся в самиздате мой роман, — вспоминал Солженицын, — ещё только гонимая рукопись, «В круге первом», — и одними из первых прислали мне возражения Г. С. Померанц и его жена З. А. Миркина: что я ранил их неумелостью и неверностью касания к еврейскому вопросу; что в» Круге» я непоправимо уронил евреев — а тем самым и себя самого. — В чём же уронил? Кажется, не показал я тех жестоких евреев, которые взошли на высоты в зареве ранних советских лет…

Померанц предложил мне тогда, — и всякому вообще писателю, и всякому выносящему любое человеческое, психологическое, социальное суждение, — вести себя и рассуждать так, как если бы наций вообще не было на Земле…

Но самое замечательное: чем увенчивается второе письмо ко мне Померанца, так настойчиво требующего — не различать наций… он указал-таки мне, и притом в форме ультиматума! — как ещё можно спасти этот отвратительный «Круг первый». Выход у меня такой: я должен обратить Герасимовича в еврея! — чтобы высший духовный подвиг в романе был совершён именно евреем!…

Но, правда, давал мне и запасной выход: если всё же оставлю Герасимовича русским, то добавить в роман равноценный по силе образ благородного самоотверженного еврея. А если я ни того ни другого не сделаю — то угрожал Померанц открыть против меня публичную баталию».

Это яркий пример еврейского патриотизма, национализма — способом давления на знаменитого русского писателя создавать своих героев, эдакий способ лоббирования своих героев в литературе.

Итак, мы видим, — на почве правды среди знаменитых диссидентов 60-х в СССР были свои диссиденты — диссиденты среди диссидентов, которые воспринимали правду как таковую, — а не игру в» правду». Правдолюбец и правдоборец — диссидент Солженицын, находясь в кругу советских еврейских диссидентов — «не показал я тех жестоких евреев, которые взошли на высоты в зареве ранних советских лет…» — и получил угрозу «публичной баталии» за отсутствие у него еврейского патриотизма, идеологической солидарности с евреями.