Я согласен с тем, что модные американские джинсы лучше нашей робы. Что немецкие автомобили, ПОКА, лучше отечественных. Но чем лучше их слова? Тем, что они короче? Звучнее? Я уверен, что если умные люди «покопаются» в богатейшем русском языке, они смогут отыскать или придумать новые, не менее звучные и не менее короткие аналоги модных иностранных слов, которые придутся по душе каждому русскому человеку, — патриотично заявил профессор и чтобы немного успокоится, закурил американскую сигарету.
— Вы унижаете меня в постели не только физически, но и морально, перебивая и не давая мне договорить. Или «ДОБРЫЙ ЦАРЬ» опять превратился в «ГРОЗНОГО» услышав от нерусской женщины иностранное слово? Может, «ваше величество» считает, что женщина должна открывать рот только по «делу»? — немного обиженно, но в то же время игриво заметила учительница и, вырисовывая наманикюренным пальцем на груди профессора образное сердечко, кокетливо уточнила: — А не хочет ли профессор, «наказать» меня и ввести мне свои «санкции» за использование американских слов?
— Но только не примешивайте сюда политику, — фыркнул профессор. — Я с вами в ролевые игры не играю. Мы с вами просто спим иногда, как старые добрые друзья, а не «на…..ем» друг друга, как представители международных «дипмиссий». Вы вполне удовлетворяете меня, надеюсь и я удовлетворяю вас. Нам вместе хорошо, но не перспективно. Так как мы не семья, а просто коллеги и нам нечего делить. У нас с вами, к сожалению, а может и к счастью, нет ни общего горя, ни общей радости.
— Позвольте, но, это не я, полчаса назад, сверкая голыми пятками, карабкалась на «царский трон» и сыпала направо и налево нелепыми «указами»! Поэтому упрёк про ролевые игры адресуйте себе, а мне, суйте что-нибудь более приятное и мной заслуженное. Я терпеливо и молча слушала весь этот ваш «командировочный» бред и на правах хозяйки этого дома, требую от вас физическую компенсацию, — деловым тоном протараторила учительница и легла в выжидательную позицию.
— Дорогая ты, наверное, забыла, что перед тем как стать «царём» я был неистовым «конём». И ты «скакала» на мне в рай, до тех пор, пока не «загнала» меня на самый верх нашего обоюдного наслаждения. После чего, в моей памяти, вдруг, ни с того, ни с сего, всплыли образы Даши с Машей и я, просто захотел порассуждать о них. В моём возрасте, я готов часами говорить о «слабом поле», но часами «скакать» на нём, я не готов. И уж чего я точно не предполагал, так это того, что моя «лекция» возбудит тебя больше, чем меня.
— Ах вы, бесстыдник! Я начинаю ревновать! Если вы будете засматриваться на моих старшеклассниц и думать потом о них, я перестану вас приглашать к нам в класс со своими лекциями. Может, вы ещё и во время секса представляли, вместо меня, этих юных сестрёнок? — обиженно спросила учительница и, запрыгнув на лежащего рядом с ней в кровати голого профессора, словно индеец на коня, пристально взглянула в его глаза. — Я ПРАВА? Ну-ка, быстро сознавайтесь! — допытывалась учительница, тряся вялое, расслабленное после секса, тело профессора.
— Маленькие, глупенькие ученицы, не могут быть загадкой для большого ума преподавателя. И уж совершенно точно не знающие жизни, тупенькие ученицы не могут «рубить» правду лучше, чем острый язык профессора Правдорубова. А потому, во время секса, я представлял их мать. Какой должна быть знойной эта дама, родившая таких эффектных дочерей? — шутливо признался профессор Правдорубов и, скинув с себя продолжающую брыкаться от ревности симпатичную учительницу, добавил: — А если серьёзно, то проблема действительно существует. Я читаю лекции по всей Стране, перед разными аудиториями в которых всё больше и больше встречаются восточные лица. Такое ощущение, что граница между Европой и Азией постепенно передвигается от Урала, и наше Евроазиатское государство, превращается в Азиатское. Взять, к примеру, твой класс. Из двадцати трёх детей, чисто русских — ЧЕТВЕРО. Даша, Маша, какой-то мальчик и рыжая девочка, больше похожая на ирландку, чем на русскую. И в этом нет ничего плохого. Но и хорошего, я стал замечать всё меньше и меньше. Я с ужасом, мысленно, заглядываю в будущее и вижу там много похожих друг на друга хороших, достойных людей, но среди них нет Толстого, Достоевского, Репина, Чайковского, Пушкина, Менделеева. А какое может быть будущее у русского человека без них? — попытался остудить профессор своей очередной демагогией, страстный пыл любвеобильной собеседницы.