Возможно, в его руках был тот самый незаряженный пистолет, которым он просто хотел испугать Трофимовых. Но что, если пистолет был заряжен? И моим любимым людям угрожала смертельная опасность!
Я замахнулась стойкой и ударила Кабана в спину. Тот, выстрелив в стену над Ваниной головой, упал ниц. Ваня сразу схватил меня за руку и прижал к себе.
— Нужно уходить! — скомандовал он, и мы дернулись в сторону двери, но огонь пожрал все, не давая нам пройти.
— Наверх! — я указала на лестницу, ведущую в кабинет Кабана. Сейчас это была единственная возможность выбраться.
Вика поспешила наверх, и Ваня потянул меня следом, но я замерла, глядя на тело Кабана, распластавшееся на полу.
— Нельзя оставлять его! — сквозь кашель крикнула я.
Где-то над головой хрустело дерево крыши, пожираемое огнём. Ещё немного, и перекрытие может рухнуть и сгубить всех нас. Но бросать Кабана, даже при всей ненависти к нему, нельзя. Однажды Ваня уже оставил его. Нельзя допустить повторение истории.
Мой медведь коротко кивнул и, несмотря на боль и усталость, взвалил на плечо своего врага и, следуя за мной, пошёл вверх по лестнице.
В кабинете Вика уже распахнула панорамное окно, и мы смогли выйти на балкон, зависающий над безмятежным озером.
— Придётся прыгать! — крикнула подруга, кивая на огонь, проникший в кабинет.
Я встала между братом и сестрой, крепко схватив их за руки. Ваня все ещё держал на плече Кабана. Собравшись с духом и, сосчитав до трех, мы прыгнули вниз.
Эпилог
Лёжа в больнице на обследовании, я каждую ночь на протяжении месяца вспоминала, как, нырнув в озеро, мы потом забрались в лодку и отплыли на безопасное расстояние от берега. Как снимали с полуживого Кабана рубашку, чтобы Вика могла во что-то одеться. Как рухнуло здание борделя, горящее алым пламенем.
По новостям беспрестанно крутили интервью пожарных и спасшихся проституток, а также показывали отрывками, как идёт расчистка территории.
— Удивительно, что никто не погиб, — сказала я Вике, которая зашла меня проведать. Из нас троих я чувствовала себя хуже всех, и Ваня настоял на моей госпитализации. Эти два идеальных человека даже дыму не покорились, не то что мои слабые лёгкие.
— Ничего удивительного, — буркнула подруга, пальцами перебирая лепестки полевых цветов, которые оставил Ваня, — я потратила свое желание, чтобы в эту гребаную ночь никто не сдох. Не из альтруизма. Парочке сволочей я сама бы глотку перерезала.
В ту ночь Вика прыгала в озеро обнажённой. Поверить не могу, что в такой момент она загадала желание.
— Почему ты это сделала?
— Это место нельзя омрачать смертью, Лёля. И грязью тоже, поэтому все и сгорело, — философски заметила подруга, потирая повязку, прикрывающую ожог на руке.
— Тебе причинили боль? — осторожно спросила я. Ведь с тех пор, как я ушла на поиски документов, мне ничего не было известно о судьбе подруги.
— Никому не сломать меня, родная. Не переживай, — Вика чмокнула меня в лоб и оставила отдыхать.
Следом за ней вошёл мой лечащий врач Игорь Борисович. Он довольно улыбался, помахивая бумагами.
— Лёлечка, я хочу вас поздравить, малыши в порядке! Беременность удалось сохранить! — объявил он так громко, что я испуганно зашикала.
— Пожалуйста, тише! Я ещё никому не говорила! — взмолилась я, и врач понимающие кивнул и протянул мне яблоко со стола.
— Ешьте. Вам за двоих витамины нужны, — он усмехнулся по-доброму и поправил себя, — вернее, за троих!
Мужчина оставил на столе фотографии с последнего УЗИ и вышел из кабинета. А я легла на кровать со счастливой улыбкой на лице.
Когда в больнице меня огорошили новостью о беременности, я разрыдалась от счастья. Но из-за всего, что произошло той ужасной ночью, мои малыши были на грани жизни и смерти. И я, никому не признаваясь, молилась о спасении этого чуда.
О спасении наших с Ваней близнецов.
Я взяла в руки фотографии с УЗИ и поводила по ним пальцем. Совсем ничего не видно, всего лишь две маленькие точки, но два таких больших и важных сердечка, бьющихся в моей утробе. Озеро желаний услышало меня и подарило самое большое счастье на земле.
— Не спишь? — в дверном проёме показалась Ванина светлая голова, и я широко улыбнулась, пряча фотографии под покрывало. На его брови красовался пластырь, а на щеках все ещё желтели синяки, но он все равно был самым красивым мужчиной на свете.
Ваня вошел и, поставив на мой живот коробочку любимых эклеров, присел у меня в ногах.
— Как ты, моя лисичка? — он с нежностью погладил мои руки, и внутри меня затрепетали бабочки.
— Всё хорошо, готовят к выписке.
— Отличная новость! — Ваня открыл коробку с эклерами и откусил один, — у меня тоже есть хорошая новость. Земля, на которой был бордель Кабана, теперь моя. Я смогу построить лагерь, Лёля, — глаза Вани горели восхищением, и меня переполнила гордость за своего мужчину.
— А как же Кабанюк?