Лемминг Белого Склона (СИ)

- Правда твоя, хотя есть и такие... но в Хель бы их. О чём я? Да, о жертвоприношении. Ты полагаешь, как и большинство добрых людей, что жертвоприношение, блот, офрет, это просто зарезать на алтаре козлёнка под весёлую музыку? Говна не стоит подобная жертва. Не зря же Высокий спрашивает: мол, сумеешь ли вырезать руны, сумеешь ли их окрасить, сумеешь ли принести жертву, сумеешь ли раздать дар богам? Сумеешь ли в конечном итоге воспользоваться рунами и чарами? Твой ход.

Хёгни двинул пешку, открывая советника, и спросил:

- Так что же такое - настоящий блот?

- Вернёмся к истокам. Кто совершил первый блот?

- Самый первый? - уточнил Хёгни.

- О, юноша, ты уже понял, к чему я клоню? - засмеялся Тунд, выводя наперёд белого лучника.

- Эрлинг с братьями разделали Бримира, жившего в начале времён, - Хёгни не польстился на лучника, а вывел всадника на противоположном фланге. - Древний йотун стал первой жертвой. Из его тела сотворили девять миров. Что же, выходит, офрет - это игра в сотворение мира?

- Предай забвению само слово "игра", - жёстко молвил Тунд, глядя юноше прямо в сердце, - ты уже не ребёнок, ты, кажется, ходил в викинг, так что оставь "игры" мамкиным сынкам. Мы ведь с тобой даже сейчас не играем. Уже давно - не играем. Ходи.

Хёгни невзначай коснулся рукой груди. Рёбра его заиндевели, кровь стала холодной, как море, как горные снега, сердце превратилось в кусок льда. Рука нащупала костяного лемминга на шее - оберег, с которым его похоронили при рождении. На высокой скале. Над волнами. В час бури. Хёгни знал, не разумом, но самим духом, что лишь буря способна разбить лёд.

- Мы не играем, - повторил гость слова хозяина. - Мне встать и уйти?

- Иди, - бросил Тунд безразлично, - или ходи. Выбор за тобой.

- Это весьма занятная не-игра, - Хёгни поставил чёрного лучника так, чтобы тот прикрывал всадника. - Ладно, правильно ли я понял, что жертвоприношение - это всегда сотворение мира из жертвы?

- Хорошее жертвоприношение - всегда. Но что есть мир?

- Я не знаю.

Тут Хёгни лишился всадника: его место занял белый лучник Тунда. Парень молча снял его своим стрелком, но его убил белый советник.

- SkАk, - заметил Тунд: его советник угрожал чёрному королю. И продолжил, пока Хёгни думал над ходом, - иные говорят, что мир есть слово, сага или песня, а другие полагают, что мир есть пряжа норн, вытканный ими узор. Я думаю, что это полуправда. Я думаю, всё наоборот: и слово, и узор - это целый мир. Так и человек, его судьба - это тоже целый мир. Даже распоследний болван и неудачник несёт в себе зерно Мирового Древа. Просто не каждый умеет вырастить свою судьбу из этого зерна. Для этого нужно умереть. И это лишь начало.

Хёгни понял, что проиграл: белый советник на левом фланге уничтожил защиту и загнал в угол чёрного короля. Можно было бы погонять ещё фигурки для виду, но итог был очевиден.

- Видишь, что ты сделал? - указал Тунд на поверженные войска Хёгни. - Ты закрылся, а надо было поставить под бой ладью. Принести её в жертву. Ценная фигура, кто бы спорил, но ты загнал бы моего советника в ловушку и расправился бы с ним.

- Ещё я мог бы двинуть вперёд короля, - запоздало сообразил Хёгни.

Тунд приподнял брови:

- Хэ! Об этом я не подумал. Короля редко трогают без необходимости. Любопытно ты мыслишь, родич конунга! Впрочем... ты куришь?

- У меня есть трубка, - заметил Хёгни, - но это так, для виду.

- Вот и не начинай, - улыбнулся годи, - а я подымлю с твоего соизволения.

Чем и занялся с видимым удовольствием.

- Ты говоришь о том, - юноша захрустел большим жёлтым яблоком, - что человек растит свою судьбу в смертельных испытаниях, и то, что не убивает его, делает его сильнее? Прости меня, о мудрый хозяин, но я где-то уже слышал эти слова.

- Слова не новы, - охотно кивнул Отшельник, - но все по-прежнему их боятся.

- Здесь нечего бояться, - пожал плечами Хёгни. - Хотел бы я вырастить свою судьбу! Говоришь-де, я не более чем итог паскудной истории? Хорошо. Как же мне, по-твоему, стать чем-то иным, не скверным выродком, не презренным умскиптингом, не ублюдком, рождённым до срока, брошенным родной матерью, а - сагой, песней, вышитым на ковре узором? Стать миром? Я готов отдать правый глаз, провисеть на древе, умереть и вернуться, и пойти дальше. И дальше. И - туда, за виднокрай, за пределы мира! Мне тесно в этих горах!