Лемминг Белого Склона (СИ)

- Может, я и полудурок по твоему мнению, - тихо произнёс юноша, - но камни тверды, вода - мокрая, солнце движется с востока на запад, а дерьмо воняет. У меня выбор небогат.

Арнульф вздохнул. Сдался:

- Сними кольцо. Так. Подними над головой. Клянись.

- Есть какие-то особые слова клятвы на такой случай?

- Говори, что у тебя на сердце. То - самая крепкая клятва.

Тогда Хаген Альварсон поклялся на кольце, на крови, поклялся оружием и бронёй, бортом ладьи, хребтом коня, морем и ветром, огнём и землёй, призывая в свидетели всех духов и предков, поклялся своей удачей и судьбой, что отныне станет служить Арнульфу Седому Иварсону и умрёт за него, коли станет нужда, до тех пор, пока сам Арнульф не освободит его от присяги - или смерть не сделает это раньше. Морской король пообещал в ответ, что никогда не обидит своего человека ни словом, ни делом, ни едой, ни долей в добыче, и научит всему, что должно знать и уметь мужу, коль он хочет зваться викингом.

Солнце робко выглядывало из-за облаков, но глаза старика и юноши сияли ярче в тот миг. Они оба были счастливы и не имели сил этого скрыть.

Прядь 4: Стая Седого

Выпей - может, выйдет толк,

Обретёшь своё добро,

Был волчонок - станет волк,

Ветер, кровь и серебро.

Так уж вышло - не крестись -

Когти золотом ковать,

Был котёнок - станет рысь,

Мягко стелет, жёстко спать!

Наталья О'Шей. "Оборотень"

Пряный запах темноты,

Леса горькая купель,

Медвежонок звался ты,

Вырос - вышел лютый зверь.

Там же

1

Крак Кормчий, сын Траусти, был родом с острова Скипей. Ему не было и тридцати зим, но тёмные волосы и бороду уже тронула седина, обветренное лицо прорезали ранние морщины, взор был мрачен, а речь - коротка и прохладна. Никто не назвал бы его приятным человеком, да только немногие могли бы сравниться с ним в искусстве вождения кораблей, и все это признавали, хотя и с неохотой.

- Короче - это как раз тот, кто мне нужен, - пояснил Арнульф.

Островитянина, как и говорил Хакон, обнаружили в корчме "Пузырь". Его как раз убивали. Двое здоровяков держали Крака, скрутив руки, а хозяин приставил нож к шее. И явно не для того, чтобы подровнять кормчему бороду.

- Хэй, добрые люди! - Арнульф распахнул двери пинком, весело сверкая глазами. - Не спешите резать ворону, на свете полно жирных кур! Что проку от трупа? Чем он провинился?

- Задолжал! - гневно сопя, буркнул хозяин. - Всю зиму, гнусов сын, просидел в "Пузыре", обещал заплатить, а теперь - нету, мол, завтра, мол... На завтрак я ем овсянку с сельдью, а не пустые слова! Пусть или лодку отдаёт, или идёт ко мне в рабы. Или сдохнет.

- Сколько он должен? - Арнульф запустил руку в кошель.

- Триста марок.

- Двести сорок восемь! - Крак подал хриплый голос, удивительно подходивший к его имени, да и к облику. - И это даже многовато за твою дыру - точно, мочевой пузырь йотуна!

- Захлопни клюв, Крак, - дружески посоветовал Арнульф, отсчитывая корчмарю тридцать полновесных золотых монет, - пустите эту птицу и пусть летит за мной...

- Сожгу во славу Локи этот сарай, - проворчал Крак вместо благодарности, когда они вышли наружу и направились на пристань, - ты ему переплатил, Орлиный волк.

- Слыхал, ты ищешь работу? - сходу спросил Арнульф.

- Истинно так.

- Твоя лодка при тебе?

- На пристани. В сарае.

- За долги не отобрали?

- Не должны. Заплатил за месяц вперёд, - уверил сын Траусти.

- Ты такой человек, что скорее заплатишь за лодку, чем за себя? - спросил Хаген.

- А что тебя удивляет, сынок?

- Я тебе не сынок, - резковато заметил Хаген.

- Уж пожалуй, - Крак оглядел парня с едва заметной ухмылкой, - ты староват, чтобы быть моим ублюдком. Будем знакомы! Крак сын Траусти со Скипея.

- Хаген сын Альвара по прозвищу Лемминг, - пожал протянутую руку, - из Равенсфьорда.

- Твой сын, Арнульф? - усмехнулся Крак. - Похож!

- Будем считать, - вернул усмешку Седой, - я его усыновил.

- А от меня тебе чего надо?

- А чего от тебя может быть надо? Мне нужен кормчий.

- Я слыхал, тебе нужен не кормчий, а корабль, ибо твой "Бергельмир"...

- Нет больше моего "Бергельмира"! - возвысил голос Арнульф, и Хаген вздрогнул от чужой боли, пронзившей воздух. - Я иду в Гравик за ладьёй и людьми. Ты со мной?

- Охотно, - без дальнейших расспросов кивнул Крак.

Тем же вечером шестивёсельный скейд, которой Крак любовно звал "Старухой", покинул Хединсфьорд и ходко устремился на северо-восток. В открытом море Крак поставил парус, и лодка ожила, несомая боковым ветром. Хаген спросил, не будет ли разумнее заночевать на шхерах, но сын Траусти даже не глянул в его сторону. Арнульф пояснил: мы спешим, если ветер переменится или, не приведи Кэльдана, утихнет, придётся грести, а я, мол, старенький, спину сорвал в Моховой Долине, так что оставим шхеры троллям - пусть пока там гуляют...