Лемминг Белого Склона (СИ)

- "Возвращение"!

- Давай "Гуталанд"! - предложил Утред.

- Почему "Гуталанд"? - спросил Невстейн.

- А я там родился. Там мой дом, там курганы моих предков...

- В жопу "Гуталанд", - сказал Свегдир Ожог, - сыграй-ка лучше "Око бури"!

- Да, Фростарсон, давай "Око бури"! - поддержали прочие. - Славная песня!

- Дуй в эту козью задницу!

- С каждого по марке, братья, - предупредил Фрости.

А потом - заиграл.

И грянуло из двадцати глоток над разорённым городом:

Конь морей прорезал волны,

Тролли спрятались в утёсах,

Паруса норд-веста полны -

Возвращаться нам под осень.

Песня гремела в сером небе, подобно штормовому прибою. Ей вторили птичьи крики да собачий вой. Башмаки слитно гремели по мощёной дороге. Горожане замирали, прятались за заборами, закрывали ставни. Хаген оглянулся на соратников. Бородатые и безбородые лица сияли, в глазах ярилась буря, - мрачное, бесшабашное торжество. Даже Варф подвывал в лад. "Мы только что положили несколько сотен человек, уничтожили благополучие целого города, кто знает, скольких выгнали, оставили без дома, без крыши над головой и пропитания. И мы - радуемся! - подумал юноша. - Это довольно забавная не-игра".

Вьются чайки серым роем -

Все потонете в пучине!

Трупов нет, так мы устроим,

Ибо нас тому учили.

Выезжая через северные ворота, Орм подал прощальный знак рогом. Вечные чужаки, бродяги, морестранники, волчья стая, не ведавшая позора, живые мертвецы, - викинги покидали город. Оставляя за собой курящиеся руины, трупы и кровь. Пепел и нищету. Обглоданные кости гусыни, что несла золотые яйца.

Насмехаясь над чужим горем.

Не зная сострадания.

- Как полагаешь, Арнульф сэконунг, - осведомился Унферт, - не возродится ли из пепла Эрвингарда новая гусыня с золотыми яйцами? Всё-таки торговый перекрёсток...

- Это меня мало заботит, - отмахнулся Седой, - я тебе не сердобольная матушка Кьялла. Мне нет дела до участи рабов, и я не для того затеял этот поход, чтобы прослыть благороднейшим из людей, освободителем угнетённых.

- Но именно таким тебя и запомнят, и о том станут рассказывать в сагах.

- С некоторых пор и это мало меня занимает.

Арнульф зябко поёжился, совсем по-старчески кутаясь в меховой плащ.

- Впрочем, - добавил он, помолчав, - о таких, как Атли Ястреб, Мар Тощий или Кьятви Мясо, рассказывать и вовсе не станут. О тех, кому добыча важнее доблести. Мы преподали всему Северу тот урок, что настоящего викинга не устрашит чья-то громкая грозная слава, что нет такого места, куда не дотянутся крепкие руки. Мы лишь довели дело Атли и ему подобных до полного и нелепого завершения.

Помолчал ещё немного. Потом сказал, улыбаясь:

- И коли это заставит наших викингов искать счастья в южных краях, а не на родных островах да фьордах - я умру, зная, что прожил не вполне никчёмную жизнь.

- Воистину, Арнульф Седой, ты страшный человек, - негромко засмеялся Унферт, - ещё страшнее, чем правители на моей родине. И потому для меня большая честь - служить тебе.

8

Было чуть за полдень, когда войско стало на привал в Моховой Долине.

Мёсендаль изменился, хотя и не сказать, что до неузнаваемости. Камней стало заметно поменьше, почва - заметно посуше. Землю расчертили канавы да кельды - глубокие ямы со стоячей водой. На утоптанном, утрамбованном грунте виднелись хребты мощёных дорог. Здесь была заметна крепкая хозяйская рука Торфи Фродарсона и ему подобных. Землянки, впрочем, тоже никуда не делись - правда, нынче они пустовали: видать, бонды забрали рабов из долины, чтобы те не примкнули к восставшим собратьям по неволе. Отыскался и Мокрый Камень, у которого Ассур Белый лишился мужского достоинства. Хаген гулял возле лагеря, нюхал забытые запахи плесени и мокрой земли, вспоминал былые деньки. Он же первым и заметил гостей.

Между тем старшие держали совет. Арнульф кликнул Хродгара: тот как раз отрабатывал удары с Лейфом и Бьярки. Берсерк уже оправился и теперь навёрстывал упущенное. Хродгар попросил Утреда Быка, чтобы тот поучил парней, и удалился. Торкель спросил Бьярки:

- Зачем тебе учится, когда ты и так можешь всех раскидать?

- На всякий случай, - пожал плечами линсеец.

Самар Олений Рог назидательно пояснил:

- Как знает всякий сведущий, берсерку не всегда удаётся вызвать ярость, когда в том есть нужда. Кроме того, берсерк неуязвим для железа только до тех пор, пока не проходит одержимость и дух предка-медведя не покидает его. Потому нашему Бьярки надобно уметь сражаться любым оружием наравне со всеми, - и, предвосхищая расспросы, спешно добавил, - когда я жил в Турсфьорде, там обитал один берсерк. Его звали Торгрим Боец. Он казался человеком простым и покладистым, и часто ходил с нами на охоту. Но в час опасности он свирепел и делался неукротим, и этим спас несколько жизней. Мою - в том числе. От него-то я и узнал, как живётся человеку в медвежьей шкуре. Торгрим укротил своего зверя, но это удаётся немногим.