Олег говорил плавно и ровно, а после сигареты с телом и мозгом начало происходить что-то странное. Новые друзья сидели на спинке скамьи. После вчерашней грозы внизу под ногами нападало много березовых листьев, сбитых крупными дождевыми каплями. Дэн с удивлением заметил как… листья вдруг начали делаться объемными, подниматься от земли и зависать… в воздухе. Нить разговора с Олежкой он давно потерял.
— В общем, эта гнида мне и говорит…
— Это мачеха твоя, что ли?
— Нет, преподаватель старший в интернате. Ну, скажи сегодня спасибо охраннику, что заночевать решился. Только я тебя все равно рано или поздно… И если сопротивляться станешь, только больнее будет. И главное, самое, что обидное… Сорок лбов рядом, а ему дело только до моей задницы. Это я потом узнал, что он всех «новичков» так приходует. Со временем, когда он уже успел…Только все об этом в тряпочку молчат, он же все так выставляет, что типа, сам виноват. Подловил он меня в субботу ту. Я в душе мылся. Все по домам разъехались. А к этой сучке родня завалилась, вот она мне и сказала домой не рыпаться…
— Мачеха твоя?
— Ну да. Тебя, что, уже тоже торкануло? Подожди. Дай я к тебе нагнусь… Да не бойся ты, я просто дым тебе в рот выдохну… Хороший товар, не обманул, значит тот последний. Я с ним за них-то и пошел…
— С кем пошел?
— Не суть. Ты слушай лучше. А он здоровый такой зараза. Скрутил быстро. Я ору, а его это только еще больше распаляет. Потом ударил по голове чем-то. Темно. Не помню, что потом. Я очнулся на полу, когда он надо мной уже трудился. Пиздец, больно как. Сбросить с себя пытаюсь. Он в ухо кряхтит. Расслабиться все просит. А я только больше сжимаюсь, а ж не знаю, как. А ему-то только в кайф. Внутри как железом каленым. Это я потом усек… И вот знаешь, что забавное, больше всего из этой ночи пол этот грязный в разводах помню. До сих пор перед глазами стоит. Снится часто. Не препод этот… а вот пол тот. Очень холодный он был.
В общим, кончил он, оделся и пошел… а я продолжаю на полу валяться… встать не могу. Потом одноклассник один, тоже его родители не забрали, откуда — то… то ли из толчка, то ли из раздевалки вылез. Я не помню, сколько времени прошло. Может, час, может , день…Уселся рядом. Гладит по спине и приговаривает: «Ты, это, дыши сейчас… Дыши… Ну, трахнул он тебя. Ну подумаешь. Он со мной тоже проделал. И с Антоном… Это ж никакого отношения к тебе как к человеку не имеет». В общем я все — таки с его помощью встать пытаюсь… А у меня из задницы жидкое дерьмо течет… А одноклассник приговаривает: «Это нормально, это бывает с непривычки»… Вот после этого я и сорвался на следующий день в бега.
— Олег … он тебя что, изнасиловал?
— Нет, бляха, — продолжал улыбаться знакомый. И этой спокойной улыбки уже было страшно, — это он воспитательным процессом занимался. Сам так обронил, когда одевался. Да ты забей. Пожрать что есть с собой?
Ч.14.
Дэн проснулся на скамейке в том же привокзальном сквере на следующий день, ближе к вечеру, и совсем не помнил, где они с Олегом были ночью. В памяти остался лишь рассказ случайного попутчика, и теперь при свете дня история выглядела совсем уж фантастической. С подобными вещами Денис еще никогда не сталкивался. Самым громким скандалом аналогичного порядка в городке стала история трехгодичной давности, когда выяснилось, что один из местных чиновников хранил у себя на даче архив из педофильских фотографий. Хотя ни в чем таком подозрительном пожилой одинокий мужик раньше замечен не был, он тут же написал явку с повинной и, по недосмотру милиционеров, повесился на ремне в камере предварительного заключения. Но три года назад Дэна это совсем не интересовало.
Из личных вещей ничего не пропало. Перочинный ножик, подаренный отцом, по-прежнему валялся в рюкзаке. На месте были и карманные, которые Нина щедро раздавала детям по понедельникам. Дэн купил билет на автобус и больше уже не рисковал заговаривать с посторонними. То, что мать, скорее всего, очень волнуется, он прекрасно понимал, вот только не догадывался — насколько. И как назло все уличные телефоны оказались сломанными, а что такое «мобильник» тогда большинство жителей военгородка еще даже просто представляли себе с трудом.
Зареванная, с красными глазами Нина впервые подняла руку на сына, когда тот виновато и, переминаясь с ноги на ногу, объявился на пороге.
— Ты хоть представляешь себе, что я уже в городском морге побывать успела? Ты знаешь, что это такое, когда снимают простынь с трупа, а ты с радостью понимаешь, что это не твой, а чей-то чужой ребенок? — взвизгивала и всхлипывала она, носясь за Дэном по дому с тонким ремешком от собственного платья, а Мила с Виталиком уговаривали мать успокоиться и оттаскивали ее от брата. — И у меня, и у отца в милиции заявление принимать отказались. Сказали, было бы тебе лет семь, они бы еще возбудились. А так, мол, мамаша, следили бы за парнем лучше, загулял, небось, с какой-нибудь девахой. Самый возраст. Где ты был, Дэн?! Ты знаешь, что твой отец сейчас город с друзьями прочесывает?!